Т.И. Крауц

21.05.97. среда. 22.00.  В  самолете

Я лечу  в Rio. Сама себе не верю, но это так! Только что отужинали, как ни странно, довольно плотно. Сзади двое бразильцев о чем-то лопочут. Прислушиваться лень. Накинула на плечи теплый пуховый платок, накрылась аэрофлотовским одеяльцем, ноги положила на вещи. Вздремнуть что ли..

В иллюминаторе жарит солнце.  Ха-ра-шаа! Вчера  целый день была такая суета! Собирала вещи, нервничала, особенно по поводу коллекционных машинок, везу в подарок, вдруг не пропустят, но все обошлось. Прошла все посты в Шереметьево без потерь, только на последнем ''зазвенел'' железный браслет на руке, слава богу отделалась легким испугом. Вылетели во-время. Самолет нормальный, советский, какой марки…не знаю. Да и какая разница, все равно другого нет. Пока стояли на взлетной полосе, наблюдала, за окошком паучок по стеклу шастает туда-сюда. Бедалага, как его угораздило, сдует ведь.

К бразильцам подошла симпатичная негритяночка, говор какой-то непонятный, с островов что-ли? Болтают над самым ухом, но почти ничего не разобрать. Чистых бразов  я понимаю довольно сносно, а этих… какой-то странный акцент.

Два часа после взлета прошли, как единый миг. В 05 по московскому времени будем на острове Сал, после чего курс на Бразилию!

В Рио меня должен встретить Буэно, знакомый по Москве, когда-то он учился в Лумумбе. Мы давно не виделись, узнаю ли?

03.20. пока еще московского времени.

Кажется, переночевали. Самолет полупустой, поэтому у каждого пассажира по «плацкарту». Не скажу, что удобно, но перебиться можно. Боялась за ноги, что отекут в сидячем положении, а лежа – все в порядке. Приближаемся к Дель Сол, а посему всех подняли на завтрак, а по мне еще и ужин не переварился. Спала, если это так можно назвать, плохо, душно, жарко. Знатоки меня пугали, что в самолете холодно, взяла с собой пуховый платок, куда там – хоть до трусов раздевайся.

За окном темно. Разница во времени прибавляется, кажется уже часов 5 назад. На острове, где будет посадка, должно быть глухая полночь.

Интересно как меняется мир. Еще вчера была  Москва,  работа, суета перед поездкой…Сейчас мир ограничен только самолетом. Гул, какие-то потусторонние звуки время от времени и, как ни странно, никаких  эмоций от полета.

В чем  плюс  современного способа передвижения – скорость. Это понятно. А минус? Пассажир не успевает адаптироваться, психологически перестроиться. На поезде, на корабле все меняется довольно медленно. Берега, погода, впечатления. Мир как бы разворачивается  панорамой. Детали постепенно замещаются одни другими. Глаз успевает присмотреться, приспособиться, даже до некоторой степени привыкнуть к новым очертаниям. В самолете этого нет. Вас заталкивают в некое подобие консервной банки, потому как в обоих случаях непременным условием должна быть герметичность, потрясут, пошумят, погудят и вываливают в совершенно незнакомом, зачастую экзотическом мире. Чу, кажется, опять еду развозят.

Чего съела – не разберешь,  вроде бы вкусно и сытно. И каждый раз дают зубочистку. Что значит сервис!  Соснуть что ли, пока не выгнали из самолета.

23.55. по времени острова Сал.

Все-таки он Сал, а не Сол, как меня уверяли знатоки. Сегодня самая длинная ночь в моей жизни, аж 10 часов, летим как бы задом наперед. В Москве уже утро.

Аэропорт на острове называется «Амилкар Кабрал», имя когда-то довольно известное, а сейчас не могу вспомнить - кто он, «револусионарио», но откуда, из какой страны? Здание аэропорта обычное, таких по миру тыщи, одно от другого не отличишь. Что поделаешь – унификация. Главное, что бы  все было функционально.

В аэропорту впервые слышала «португес», так сказать в натуре. По телевизору передавали  новости на натуральном, исконном, португальском. Удивила жесткость

языка, прямо-таки своего рода неметчина, особенно у молодой дикторши. Очень интересно.

До Сан-Паулу 6.25 лета. Значит, мы вылетели из Сала в 01 час ночи с чем-то. Что-то совсем запуталась со временем

Народ спит кто как, не стесняясь, развалясь вдоль кресел. Этакий интернациональный бомжатник. Собрались в одном месте лица различных национальностей  и, надо думать, исповеданий, но в одинаковых условиях  все ведут себя идентично. Оказывается,  есть одна психология, человеческая, а не соц. и кап., как нас учили в свое время. Когда смешно, человек смеется, злится, если что раздражает, бежит в очередь, когда что-то дают, причем каждый старается приобрести  полезное, прежде всего для себя родимого, а не для мифического коллектива. Вообще, человек – есть человек, без всякой идеологической чепухи.

Луна в иллюминаторе чистая, чистая, без примесей. А под ней иссиня-черный

массив кучевых облаков, в разрыве которых сияют колодцы огней, как друзы с вкраплениями золота.

RIO – лицо Бразилии.

23.05.97.

Куда-то подевался вчерашний день.

Первое утро в Рио, первые впечатления. Мы вдвоем с Катиньей, дочерью Буэно, смотрим телевизор, сам он ушел по делам, велев  его дожидаться. Показывают какой-то иностранный сериал на португальском  языке. Мыло- оно и есть мыло, что у нас, что в Бразилии. Итак, как закончился  вчерашний день.

 Мы приближались к Сан-Паулу. Было очень раннее утро, только не знаю, по какому  часовому поясу.  Почти не отрываясь, смотрела в иллюминатор.  Под нами, сквозь мощную толщу облаков, сияли  колодцы света. Фантастическое зрелище! Вспыхивают, гаснут, разгораются снова. «Тлеющие угли», браза, Бразилия. Вот оно! Именно так появилось название страны, догадываюсь я. И хотя отлично знаю, что страна названа  благодаря дереву «Пау  Бразил», все равно хочется думать, что именно сейчас я открыла  подлинный источник названия «Бразилия». Впрочем, кто же тогда, в начале 19 века, мог видеть это!  Да и огней в то время, надо полагать, было поменьше.

А внизу уже полыхает бескрайний, разгорающийся костер. Самолет все ниже, ниже…

Где же он приземлится? Все  сплошь заткано паутиной огней, гигантская сеть невидимого паука. Одни огни. Нет, появились  трассы, автомобили. Где же дома? Снижаемся. А, вот и дома. На крышах  горят огни, отсюда впечатление сплошного огненного пространства. Наконец все, приземлились.

Пассажиров, как полагается, выставили из самолета, и мы, транзитники, уныло поплелись по длиннющему  коридору в неизвестность. Справа глухая стена, слева – сплошное стекло, через которое видны оазисы  залов и кафе, пока что для нас недоступных. Наконец, пост,  проверка. Наученная горьким опытом в Шереметьево, снимаю браслет и благополучно допускаюсь в цивилизованный оазис. Почему-то одна одинешенька. Наш мужик, к которому я по пути пристроилась, завидев местные блага, отмахнулся от меня, как от осенней мухи, и почесал в «дьюти фри», как будто всю жизнь об этой минуте только и мечтал. Я же, гонимая указателями, слава богу, на  «родном» португальском, брела все вперед и вперед, не зная на что решиться. Тут ко мне присоединилась бабулька  с нашего самолета, тоже потерявшаяся. Обменялись несколькими фразами, как я потом сообразила, португальскими. Бабулька оказалась с островов Кабу Верде, и потому говорила исключительно на португальском, да еще на креольском  диалекте. То, что я ее поняла – полбеды, но то, что она поняла меня..? Видимо,  произошло это с нашего общего перепуга – иначе не объяснишь. Бабулька еще больше, чем я, шарахалась ото всех указателей и официальных лиц. Я же, найдя «подругу» по неопределенности, обрела уверенность и почти смело обратилась к «фунсионарио» на его родном языке, бросилась, как в холодную воду, не раздумывая. К моему удивлению, он  спокойно объяснил мне все так, как если бы я была бразильско-подданной. Надо же, понял! – ахнула я про себя.

Выяснив, где и когда посадка на самолет, мы с бабулькой зажили спокойнее, а оглядевшись без паники, увидели и пассажиров с нашего аэроплана, как и мы летевших в Рио. Усевшись в удобные кресла, мы завели беседу. Бабулька  летела, кажется к сестре, а может брату, я на слух эти два слова не различаю.

Битых полтора часа просидели мы в аэропорту Сан-Паулу. За это время она успела рассказать мне всю свою многострадальную жизнь, которая, впрочем, на ней и так была написана, как и на наших старухах средней полосы России. Да и походила она на них на удивление, вот только язык… впрочем, болтала она на нем без умолку и с удовольствием, так же, как и наши бабки. Не могу сказать, что я все понимала, но как-то умудрялась ухватывать ключевые моменты и  даже вставлять нужные вопросы, потому что бабулька с этого момента не умолкала уже до Рио, видимо отыгрываясь за те  шесть часов молчания от  острова Сал, где она села, до Бразилии. Между прочим, спросила, откуда взялась я, но, услышав, что «из Москвы» и, решив, что это где-то в Бразилии,  перестала интересоваться моим происхождением. А я и не настаивала.

Боже ж ты мой! Как мала наша планета! Мала и тесна! Ну, могла ли я предполагать, что буду вести беседу с какой-то крестьянкой с неизвестных мне островов, затерянных где-то в Атлантике, сидя в аэропорту заокеанского города Сан-Паулу.

Затем был полет над океаном и очень быстрая посадка. До Рио, как объявила стюардесса, 40 мин. полета, но мне показалось и того меньше. Самолет даже не уходил за облака. В иллюминатор просматривалось все побережье, если бы не бабулька, я бы от него не отрывалась. Красота! Удивление! Восторг! Вдруг, знакомые очертания, длинная лагуна, еще одна, горы… где я это все видела? Да на картинках же! Говорят, наш мозг устроен таким образом, что в нем, в подкорке, накапливаются все когда-либо виданное или слышанное, чтобы всплыть на поверхность в нужный момент и осенить нас «неожиданной» загадкой. Сколько  раз, помнится, листала красочные издания с видами диковинных стран, даже не завидуя тем, кто все это видел воочию. И вот снова, в последний раз, «пристегнуть ремни…».  Рио де Жанейро.

Забрали мы свои котомки, и пошли навстречу судьбе. Опять длиннющий коридор. «Фунсионарио», в основном девицы, пытаются объясниться со мной по англицки, я же с перепугу леплю на португесе. В  результате нас с бабулькой загнали к выходу для натуральных  бразов, а оттуда, разобравшись, погнали к выходу для иностранцев. Здесь мы долго  плутали  в своеобразном  лабиринте в виде железного забора. Для чего сие сооружение?  Видно  чего-то в нас искали.

Наконец  дошли. В будке «фунсионарио» списал  все наши данные и впустил в страну. Идем дальше. Читаю – багажень. Ну, багажень – он и в Африке багажень. Бабулька от меня не отстает ни на шаг, я же смело иду на указатели. Привычно встаю на эскалатор, идущий куда- то в недра вокзала…сзади раздается панический вопль. Инстинктивно выбрасываю левую руку и в последний момент ловлю мою бабульку.  «Да. - соображаю я - видимо в ее деревне эскалаторы не водятся».

Наконец, багажное отделение. Фунсионарио вежливо посоветовал взять тележку – очень удобно. Потом началось чемоданокружение. Не люблю я этот момент, все впечатление портит. Пока дождешься своего, родного… к тому же наш мир настолько унифицирован, люди и едят и пьют одно и тоже, а уж чемоданы…впечатление такое, что перед тобой проплывают одни  близнецы. Полезный совет для путешественников авиаспособом – обязательно прицепляйте к родным вещам какую-нибудь бумажку, желательно со своими данными, по ней  вас, в случае чего, и найдут. Мне   в данный момент это очень помогло.

Опять досмотр. Нажимаю какую-то кнопу «на воротах». Слава богу, не зазвенела, не взорвалась -  пропустила.

-Вещи на стол! – очень  серьезная, без тени улыбки, тетка велит открыть чемодан, А в нем матрешки. Взяла одну в руки, потрясла, – гремит. - Что это? – так и чешется язык ответить «бомба», но с этими товарищами шутки непозволительны, что у нас, что в другой какой-либо стране. В этом  М. Задорнов совершенно прав.

Объясняю, что внутри еще несколько таких же, поменьше.

Где такие делают? – тут уж удивилась я. Казалось бы, наших матрешек весь мир знает. Весь мир-то знает, а вот эта сеньора не знает. Не знает, но так вцепилась, – чувствую - не выпустит.

В России. – Отвечаю я и тут же соображаю, - Это вам презент! – Она так обрадовалась, что немедленно выписала пропуск, даже  остальные вещи проверять не стала.

Мчусь, как могу, с телегой к свободе и буквально попадаю в объятия  Буэно. Передать невозможно, как я ему обрадовалась. В тот момент он мне роднее родного показался. Все! Окончились 18 часов полета! Я на месте. Правда, это место еще предстояло узнать и освоить.  Устала, как дьявол, почти ничего не соображала, мечтала только об одном – спать, что и сделала, едва мы добрались до его дома, воспользовавшись тем, что хозяева ушли по делам, предварительно проинструктировав меня насчет ключей и прочих житейских премудростей.

Проспала два часа ровно. Проснулась. Что делать? Ждать когда кто-нибудь придет…любопытство разбирает, взглянуть хоть  одним глазом на город. Решила рискнуть, пойти пройтись. Тщательно закрыла бразильским ключом бразильскую  квартиру и спустилась вниз. Консьерж, увидев меня, заулыбался и любезно открыл  передо мной дверь на волю. При первом, беглом осмотре, оказалось, что Буэно живет недалеко от набережной, очень скоро я дошла до воды, то бишь до бухты и пляжа. День был теплый, но ветренный, народ, в основном молодежь, по своему развлекался, но никто не купался и не загорал. Я сняла туфли, попробовала воду – холодная. Потом немного погуляла по парку, тут же на берегу, но отрываться  далеко от дома не рискнула.

Шла по городу, как в шахматах, прямо, направо, налево, старательно запоминая дорогу. Дошла до воды, то бишь до бухты и пляжа. Сняла туфли, попробовала воду – холодная. Погуляла по парку, но отрываться далеко от дома не рискнула. На обратной дороге набрела на какой-то музей, но за отсутствием местных денег,  посетить его не смогла. Вернулась домой и  с полным правом снова завалилась спать.

Вечером мы с Буэно обсудили мой маршрут по Бразилии. Получилось так: Рио – десять дней, затем  приблизительно неде;я на Бело Оризонте, оставшееся время  - Сан-Паулу.

Так закончился мой первый день в Бразилии.

Вечером того же дня:

Когда вернулся Буэно,  мы отправились в центр менять доллары. Это довольно сложная процедура, менялок, к которым мы в Москве привыкли, нет, обменять деньги можно только в банке, да еще не в каждом. По завершении данной операции, Буэно пустил меня на произвол  судьбы, правда, предварительно сориентировал куда идти и как вернуться домой.

И пошла я куда глаза глядели, цепляясь оными за все, что встречалось по пути, за вывески, углы домов, впадины между ними – словом за все более или менее примечательного, что может осесть в памяти, помочь не заблудиться, сообразить где же я все-таки нахожусь в данный момент.

Вдруг глаз «зацепился» за вывеску  «Каза де кафе» – кофейня, сообразила я, кажется то, что мне нужно. Не успела я взяться за ручку стеклянной двери, как расторопная  девица  распахнула ее передо мной, удивив этим меня несказанно. Я оторопела. К чему бы это?

-Можно войти? – спрашиваю.

-Пожалуйста, пожалуйста! – отвечает. Позднее я поняла - ни к чему - просто у нее работа такая.

Вошла. Что делать дальше? Столики, стулья – все как полагается. В  глубине зала что-то вроде прилавка с витриной. Прилавок завален всяческой снедью. Что-то там шипит, дымится, какая-то жидкость соблазнительно поблескивает в небольших графинчиках – аж дух  захватило. Не знаю, как и  подступиться к этакому  великолепию.

Любезный сеньор, заметив мою растерянность, с улыбкой объяснил, что нужно делать. Так я впервые попала в кафе типа  «Комида а кило», в то самое, про которое много раз слышала от своих бразильских друзей в Москве, и наконец-то смогла не только увидеть, но и посетить. Оказалось все очень просто. На большую белую тарелку, не пластиковую, а настоящую, хорошего качества, которые аккуратной стопочкой стоят тут же, набираешь разной еды, столько сколько пожелаешь. Затем все  взвешивается и в зависимости от  веса, платишь, но непременно  после обеда, а не до, как принято у нас. Кстати, именно это обстоятельство выводило меня, как истинного совка, из равновесия, нервничала, хватит ли денег.  Правда, вскоре привыкла, и денег, как ни странно, всегда хватало.

Так вот. Один кг еды в данном кафе, к примеру, стоит 10 реалов. Значит, что бы вы ни положили себе в тарелку, овощи, макароны, мясо с луком – платишь исключительно по весу.

Я набрала всяческой снеди, села за столик, начала есть. Кстати о птичках, приборы здесь отнюдь не «люминевые», цепью к столам не прикованы, обязательно завернуты в салфетку и обязательно вилка и нож. Столы чистые, стулья удобные, кругом полнейшая  санитария и эстетика.  И  как я потом убедилась  так не только в Рио, а повсеместно. Сижу ем. Вкуснота! В Москву бы такую пищу - никакие гастриты не страшны. Вдруг, подходит ко мне  любезный сеньор, который взялся мной руководить.

-Что пить будете? – спрашивает – Кока-кола, пепси?
Я чуть было не подпрыгнула - и здесь эта гадость!
А сок – говорю ехидно – есть?
Какой желаете? – и начал перечислять. Из кучи названий, которую он вывалил на мою несчастную голову, я поняла только «ларанжа» и «абакаши», то бишь апельсиновый и ананасовый.
Давайте оба.

Тут, по его знаку, подлетела очередная девица, затолкала в машинку живые фрукты и, прямо у меня на глазах перемолола их.   Перелила получившуюся жидкость в высокий бокал, положила в него лед и подала мне. А сок холодный, красивый, весь из себя пенится. Стоило мне данное великолепие еще один реал, а всего получилось что-то немногим более шести. Это был мой первый «кутеж» в городе Рио-де-Жанейро.

Убедившись, что с голода не умру, я отправилась  знакомиться с городом. С Рио! Но что-то во мне не срабатывало, словно внутри стоял тормоз. Никак не могла осознать, где  я нахожусь. Первые дни пребывания в Бразилии приходилось постоянно себя  «будить». Очнись! Ведь это другой континент, другая страна! Это же Бразилия! Доходило до смешного. В книгах часто описывается уличный торговец, колоритный тип любого возраста, продающий кое-какую мелочь и громко, во все горло рекламирующий свой товар, сыпя при этом шутками и прибаутками. Этот  тип настолько укоренился в городах Бразилии, что его подают как одну из достопримечательностей страны. «Надо же,- удивляюсь я, слушая такого профессионала, - как в Бразилии!» И тут же спохватываюсь - а я-то где?

И вот иду я по Рио. По одной из его центральных улиц. Незнакомый, гигантский город, о котором я столько читала, слышала, сверкал и переливался из улицы в улицу.

В новом месте, а тем более в незнакомой стране, в первый момент охватывает чувство неприютности, непривычности, даже я бы сказала, непривязанности к привычным ощущениям. Дома мы каждый день совершаем одни и те же действия. Подолгу живем в одной и той же квартире, ходим в одни и те же магазины, привычным маршрутом едем на работу. Неосознанно вдыхаем одни и те же запахи, впитываем одни и те же ощущения,  даже воздух, похоже, остается неизменным. И так годами.

В новом месте все резко меняется. Звуки   резче, запахи острее, ритмы жизни кажутся непредсказуемыми. Глаз, не видя привычных очертаний, пытается ухватиться хоть за что-то более или менее похожее,  что бы как-то нормализовать, упорядочить кажущийся хаос, который видется нам в первый момент. Тут главное не впасть в панику, сконцентрироваться и понять хотя бы самую примитивную закономерность такого гиганта, как Рио, найти ту самую печку, от которой в случае чего можно начать танцевать.

Я коренная москвичка, хорошо приспособленная к жизни в супергороде, с детства привыкшая не только к суете и шуму, но и к большим расстояниям, к широким московским улицам, к огромным площадям. В Рио меня  несколько удивила теснота, даже центральной авениды-проспекта. Знаменитая  авенида Варгаса уже, чем наша Тверская, а может быть кажется таковой, поскольку обрамлена  с обеих  сторон небоскребами, которые как бы нависают над узкой просекой улицы.  Кариоки очень гордятся   своей  архитектурой, Буэно с явным  удовольсвием демонстрировал мне  индустриально-стеклянно-зеркальное чудо строительства и очень удивился, что не встретил с моей стороны должного восхищения. Да и чего в них интересного. Одинаковые, словно детдомовцы. Ну, сплошь стекло, ну зеркальное… не спорю, красиво, особенно, когда они словно бы искрятся на солнце, как гигантские кристаллы, а в пасмурный день, особенно когда на них падает тень, мрачны и бездонны, как омуты. Один – два – еще  ничего, но когда их сотни, да   на довольно узкой улице…еще найди точку, что бы их рассмотреть.

Люди в Рио  бегут так же, как и в Москве, не обращая друг на друга никакого внимания. А кругом шикарные офисы, банки, магазины с великолепными витринами.  Да, попади я сюда  лет на десять раньше, вероятно, испытала бы шок. А сейчас иду, как будто так и надо. Ну, красиво, ну суета, ну тряпки… - их теперь и у нас не меньше. Мальчишки газетами  торгуют, бабы… стоп – вот тут разница. Торгуют в основном мужики, баб что-то не видно.

Наконец, дошла до площади Синеландия –странное название, какое-то не бразильское. Это одна из центральных площадей Рио, вроде нашей Театральной. Очень красивая и, по бразильским меркам,  одна из старинных площадей  города.

В центре большой сквер. Сейчас, зимой  площадь  однотонно-зеленого цвета, то есть с точки зрения бразов, ничего не цветет. Воображаю, что же здесь делается летом! А, вот и знаменитый «Театро мунисипал», про который даже в песнях поется. Тут же  Музей  изящных искусств, «Музеу де Белас Артес», «Библиотека Насионал», «Жустиса», что-то вроде  Дворца правосудия – целый комплекс зданий, вероятно выстроенных во второй половине прошлого века, в  несколько помпезном и тяжеловесном стиле, как тогда было принято строить по  всему  миру. В конце 19 века столицы латиноамериканских государств, в том числе и Бразилии, превращаются в современные капиталистические города,  архитектура  этих стран принимает международные стандарты. Глаз прямо-таки отдыхает на этих формах, таких знакомых и даже, я бы сказала, родных, живо напоминающих  далекую Европу.

Вся площадь выложена мозаикой из разноцветных камешков. Очень красивые композиции, но беда в том, что, вероятно,  все это великолепие давно не ремонтировалось и не приводилось в порядок.  Много выщербин, а кое-где камешки повылазали их своих гнезд и торчат острыми гранями наружу. Ходить по такой мостовой          сущая мука.

Побродила по площади, повертела головой во все стороны. Толкнулась в музей, где, согласно вывеске, должна проходить выставка Моне. Закрыто, Почему? Охранник что-то протараторил, переспрашивать не стала, поняла, что-то во вторник. Как потом узнала, меняли   экспозицию, выставка переезжала в Сан-Паулу, где  я ее позднее благополучно догнала.

Чувствую, начала уставать, надо двигаться в сторону дома.  На площади оказалась станция метро того же названия, «Синеландия». Спустилась. Никаких указателей. Поехала, как мне  показалось правильно, но не в ту сторону. В городе всего-то полтары линии метро, и кариоки знают их наизусть, а для стороннего человека каково? Тут-то я оценила родное  московское метро, удобно, уютно, красиво, а главное указатели на каждом шагу. Пришлось обратиться к фунсионарио, после его объяснения,

быстро добралась до улицы  Катете.  Кариоки упорно называют ее Катече, упрямо произнося «Ч» вместо «Т». Такова  особенность их произношения, основное отличие от остальных сограждан.  Поняв, что к чему, я успокоилась. Первое направление, ориентир, известен. Главное -  знаю, как вернуться домой. Раз так, решила посетить музей, в который вчера не попала, по причине отсутствия реалов. Музео да Република – значилось на вывеске,  Музей республики или что-то вроде нашего Музея революции?  Общим было уже то, что музей, как и наш, располагался  в бывшем дворце. Прекрасное старинное здание. В вестибюле первого этажа, как и полагается в таких случаях, на больших стендах представлена история самого дворца, из которой явствует, что данный дворец являлся резиденцией республиканского правительства, в котором жили бразильские президенты, в то время, пока Рио был столицей страны.

Затем  следует вереница  прекраснKх  залов, заполненных старинной  мебелью, картинами в тяжелых рамах, светильниками и прочим  антиквариатом.  Гостиные, столовые, зал для танцев. С удовольствием бродила среди этого великолепия. Кажется, начинаю понимать  характер бразильской архитектуры,  ее национальные особенности.  Подобные дворцы у нас имеют четкую, симметричную планировку, все предельно просто и  логично, увидев  один, без труда можно представить  и другие подобные. Здесь же комнаты как бы кружатся, переплетаются одна с другой, петляют. Ну, не любят  бразы прямых  четких линий. Не любят! Видимо, это в характере, этакая  витиеватость во всем. 

Из окна одной из комнат заметила  большую веранду, где народ за большими столами чем-то занимался. Мне надоело бродить в одиночку, решила присоединиться к ним. Но  где выход? Все так запутано.   И только я, кажется, разобралась в хитросплетении входов и входов и нацелилась выйти на веранду, как откуда-то сверху услышала крик- «Моса!». Я оторопела. Что за «моса». Нет, перевод слова я знала хорошо, «девушка» по нашему, но к кому  это относится? Огляделась –никаких «мос» не видно, я вообще одна  в вестибюле. Вижу,  девица сверху, с галереи, мне знаки подает, дескать, топай наверх. Ничего себе! Ну, ладно в нашем родном государстве меня «девушкой» кличат – так ведь у нас все «девушки», другого обращения  мы не имеем, здесь-то…сеньора,  сеньорита. И  вдруг здрасьте – «моса»! Ну, думаю, что же с ними случилось? Вроде и социализма не  строили? Эту «мосу» я потом почти повсеместно слышала, почему-то именно в Рио. Ладно,  послушно поднимаюсь  наверх. Тем более что уже поняла – с маршрута  мне все равно сбиться не дадут. Молоденькие девицы, которых тут множество,  ловят каждого посетителя и направляют в нужные двери, по строго определенному кем-то порядку. По заковыристой лестнице добралась-таки до третьего этажа, где вероятно в старину располагались покои  господ. А сейчас…чего тут только нет, и макеты  жилищ каких-то индейцев, и муляжи, и подлинная утварь. Интересно, но принцип экспозиции для меня так и остался  загадкой.Очень много всяких непонятных  эффектов.  В соседних залах представлена история бразильских президентов, их бюсты рядами выставлены в витринах, вместе с личными вещами.  Тут профессионализм взял во  мне  верх, и я, как старый музейный работник,  начала  рассматривать подставки, витрины, освещение, как составлена экспозиция.  Все-таки бразы – есть бразы.  Это надо же, закрыть старинные интерьеры, двери и окна щитами, установить искусственное освещение, лишь для того, что бы демонстрировать  в витринах бюсты президентов и их рабочие инструменты, письменные приборы, старые вещи, в том числе  аж стоптанные сандалии.  А витрины хорошие, современные, в виде больших прозрачных кубов, поставленных один на другой, с внутренним освещением каждого. Ох, сколько же лет я мечтаю о таких витринах для нашего музея!

Но! Последний зал добил меня вконец. Небольшая полутемная комната. Называется «Мемория». Это надо видеть! Войдя, посетитель буквально утыкается в спинку большой широкой кровати, занимающей почти  все помещение. Над кроватью установлен аппарат, который проецирует на нее изображение спящего старого седого человека в белой пижаме. Кровать со всех сторон окружена легкими прозрачными занавесями с поддувом, на которые проецируются движущиеся картинки. Занавеси колышутся, на  их  фоне  в языках пламени  мелькают лица, фигуры людей, детали каких-то домов, словом, полуреальные образы, а человек на кровати время от времени переворачивается с бока на бок. Все это, к тому же, сопровождается конкретными звуками, обрывками музыки, вздохами, стуками,  в общем, сплошной  ужас! Две девицы, едва войдя, вылетели из этой  комнаты пулей. Наверное, я бы тоже долго там не удержалась, но,  слава богу, вместе со мной туда вошел молодой парень.  Мы с ним, вцепившись в спинку кровати обеими руками, как завороженные просмотрели это «шоу» раза три или четыре. Эффект присутствия  поразительный, как будто смотришь бредовый сон вместе с человеком на кровати. Как мне потом объяснил Буэно, все это так и есть. Бред, одним словом. Действо посвящено последним  часам жизни президента Жетулио Варгаса, перед его самоубийством. Не знаю как насчет достоверности, но впечатление действительно убийственное.

После просмотра «Мемории» я буквально скатилась по лестнице на свет божий, в сад, к людям, на природу, к солнышку. Тут, облегченно вздохнув, огляделась. Оказалось, музей – это целый комплекс  зданий. Кроме основного дворца имеется еще театр, лекторий, ресторан, магазинчики, кафе. Все здания располагаются в  тенистом саду, правда,  несколько запущенном. Зато там живет гусь. Большой, упитанный. У него свое, особое место под деревом, где гусь любит отдыхать. Почему-то  посетители  не в состоянии спокойно пройти мимо гуся, каждый наровит его погладить. Гусю такое бесцеремонство вовсе не нравится. При каждой очередной попытке, он, сердито протестуя, убегает куда-то вглубь, что бы через некоторое время вернуться на свое  место под деревом. Долго укладывается  на  «законном»  месте, что-то бухтя про себя, видимо ругаясь на настырность и бесцеремонство населения. Потом  затихает, пока новый  «доброжелатель» не помешает его отдыху.

24.05.97.  08.00 по местному времени.

В доме все еще спят. Никак не перестроюсь на новое время, с 3 до 5 «гуляла», проснулась и не могла заснуть. Всю ночь орут петухи. Откуда они в таком городе? Улицы узкие, дома высокие, звук   усиливается, как в колодце. Впрочем, в Москве, у нас в Кунцево,  тоже орут петухи. Любит их население. Ностальгия что ли?

Бразильцы народ веселый, очень отзывчивый, спросишь о чем-нибудь – улыбаются и все «обригадо», да «обригадо» – спасибо значит. Я леплю на языке не задумываясь, уж не знаю как, но они меня понимают, и тоже во всю улыбаюсь, благо перед отъездом зубы вставила. Кстати о птичках,  вернее о зубах. Никогда прежде  не задумывалась, что зубы у каждой нации растут по своему.  Вчера наблюдала пару, парень с девушкой – так похожи на наших, а как заулыбались – нет, совсем не похожи. В чем тут дело? Строение  зубов, вернее как они произрастают, а отсюда и рот, и улыбку формирует язык, на каком говоришь с детства. Мне кажется, что по улыбке даже можно определять  национальность.

В Рио  народ, в целом, упитанный, но много нищих, бездомных – все как полагается в большом городе. Но этим нас сейчас тоже не удивить. Много маленьких попрошаек. Вчера ко мне пристали  двое мальчишек. От первого я просто отмахнулась, а второму сделала козью морду и говорю, «твоя, моя не понимай», по-русски, естественно. «Мамай, мамай!» – передразнил  он меня и тут же исчез навсегда  в кулуарах улиц Рио-де-Жанейро.

Город, в целом, чистый. С утра до вечера его метут, поливают, убирают, но в воздухе почти постоянно несет какой-то тухлятиной.  Откуда? Может быть с моря-океяна?  Что-то гниет? Очень неприятно.

Вчера с Катей были в супермаркете. Огромное помещение, только без передней стенки, по южной традиции. Нас в  Москве, в последние  годы вроде бы изобилием не удивить, но такого …целые развалы мяса  всех сортов и видов, рыбы какой-то совсем несусветной. А уж фруктов..! Огромные контейнеры с терриконом мандаринов под потолок. Сами  же мандарины каждый с увесистый кулак.  И только я с вожделением вцепилась в это изобилие, как тут одна тетка ехидным голосом: «А вон там лучше и дешевле лежат». Что б ты провалилась, думаю, и здесь то же самое. В Москве, что бы я ни покупала, обязательно кто-нибудь оговорит, дескать, где-то там, за углом или же в

другом районе и лучше и дешевле. Заразы!

Тут же рядом горы колбас, сосисок. И ведь нет никаких ограждений. Берешь сколько нужно, отрываешь от бабины целофановый пакет, молодой человек, специально к этому приставленный, все, что вы набрали, взвешивает, наклеивает чек  и  готово, можно идти     к  кассе. Все  спокойно, касс много, никто денег в конце дня не сдает и расположены они друг от друга на приличном расстоянии одна от другой. Но  ни тебе цепей, ни ограждений…

Нравы  народонаселения в Рио довольно простые и какие-то естественные, без надрыва. Вчера вечером наблюдала из окна, группа подростков развлекалась. Улицы, как я уже говорила, узкие, машины плотными рядами стоят почти на тротуарах, плюнуть негде. Ребята буквально облепили одну из машин, и не только сидят на ней, но еще и прыгают,                                        Как только крыша не провалится?  Перекидываются мячем, кричат, свистят.  Я думала, что у нас по ночам  шумно, куда там! Просто кладбищенская тишина, по сравнению с тем, что делается в Рио ночами.  Но за день устаю так, что под этот несмолкаемый шум, засыпаю мгновенно и сплю без задних ног ровно до 3 часов, а затем «гуляю» на кровати  часов до 5. Впрочем, этих часов сна мне вполне хватает, как ни странно высыпаюсь нормально.

Вчера наблюдала, как бразы работают. Думаю, безработица им не грозит. У каждой лестницы, у каждой  двери приставлено по человеку. Куда не сунешься, тут же к тебе подлетает такой «пристав», поинтересуется чего нужно и очень любезно объяснит что требуется.

В ливрарии (книжном) покупала книжку-малышку для ребенка. Дед-продавец спросил «презенти?», (в подарок). «Презенти» - подтвердила я. Тут он начал ее так облизывать, что я думала, помру, пока дождусь. Вначале очень тщательно завернул в красивую бумагу, достал ленточку, отмерил положенный кусок, разгладил, завязал и очень старательно, минут двадцать, вертел бантик. Мало  того, все это сооружение засунул в простой конверт. Ну, думаю, сейчас сунет мне и конец. Не тут-то было. Дед оторвал кусок скоча и тщательно залепил конверт, вклеив в него и чек с какой-то бумажкой. Наконец, с бесконечными «обригадами» вручил мне сию драгоценность.

Но какое же все-таки первое впечатление от страны? Разочарование. Да, именно так. Все мы, русские, немного остапы бендеры. Что мы знаем о Бразилии? Футбол, карнавал и Рио, «где все ходят в белых штанах». Кстати о штанах. Может  потому, что я прилетела сюда «зимой», но почти все ходят в синих джинсах – самой модной одежде.

Так вот – разочарование. Я изучала  историю, культуру, обычаи страны, изучала язык не по книгам, а общаясь с бразильцами, которые живут у нас в Москве. Действительно, оказалось, я основательно  ее знаю, но...видимо невольно, где-то в душе сложился этакой  возвышенный образ, романтическая мечта, как у Остапа Бендера,  почти идеального мира, населенного необычайными людьми, прекрасными и отстраненными от всего сиюминутного. Ну, в общем нечто похожее на те идиотские романы, какие  наводнили сейчас книжные ларьки в подземных переходах, в метро  и на вокзалах.  На самом деле Бразилия   такая же страна, как и большинство стран на белом свете. Живет трудно, может быть по некоторым параметрам даже труднее, чем мы. Люди вкалывают, да еще как!  Нам можно поучиться у них, нет не терпению, а… не подберу нужного слова, не трудолюбию, а скорее что ли трудоосознанию. Осознанию того, что болтовней  ничего не изменишь. Хочешь – не хочешь, а приходится вкалывать. В общем, трудовая страна. Бывают праздники, знаменитый карнавал, например, но это в определенное время, в феврале, в разгар бразильского лета.  Так и  в этот карнавал столько труда вкладывается, население к нему готовится круглый год.

24.05.97. суббота. 18.00

Почти темно. Ничего не поделаешь – зима! 

Погода стоит московская, летняя 20-24 по Цельсию. Немного дождит, но я этому рада, так как не напрягаешься, ноги не болят от жары и не очень устают. Жара все-таки очень выматывает.

Сегодня утром с Буэно обошли весь центр. Кажется, у меня начинает связываться  кое-какая картинка  города. Оказывается, мы живем не далеко от авенид  Варгаса,  Рио Бранко и площади Синеландия.  Посетили два  действующих храма, примерно века  18, барокко. В обоих шли приготовления к свадьбам, время, что ли такое? Первый храм чрезвычайно темный, и не только потому, что половина светильников не была зажжена, а оттого, что и стены и лепнина, и скульптура в нем имеют темно-коричневый цвет. Уж  не знаю от времени или изначально. Вообще, все старинные здания в городе имеют, мягко говоря, запущенный вид. Видимо давно не ремонтировались, а жаль, по всему, чувствуется,   когда-то  знали лучшие времена. Вот что значит перестать быть столицей. Вспоминается  Ленинград.

В храме звучала музыка, органист репетировал. Сыграл кое-что из Моцарта, пару мелодий из популярных оперет и еще  кое-какие отрывки.

Поговорили со служителем. Бразильцы на удивление отзывчивы. Стоит на ком-нибудь, хотя бы случайно, остановить взгляд, как он тут же начинает улыбаться и уже готов к разговору, словно бы всю жизнь этого момента дожидался. Именно с тобой поговорить. Так и сейчас. Служитель сходу принялся выкладывать   немудреные  новости. Со смехом рассказывал, что в жару он включает вентилятор, но женщины просят его выключить, так как вентилятор портит им прически. Уж лучше они будут терпеть жару. В отличие от нас, здесь в храмах царит полная демократия, женщин не заставляют покрывать голову. Выслушав еще несколько историй в таком же духе, мы двинулись дальше, в соседний храм, неподалеку.

По контрасту с предыдущим,  интерьер этого храма  просто сверкал белизной. Лишь в алтаре  яркими пятнами выделялись фигура Христа в алом плаще, а в нише - Девы Марии в традиционном голубом одеянии,   Здесь заканчивалась служба. Священник читал молитвы, прихожане вторили ему. Под конец,  все хором, вместе с тетенькой у микрофона, спели церковный гимн  и начали расходиться. Красиво и торжественно, но уж больно по деловому. Я посидела на скамейке – удобно, сидя-то можно часами молится.

На выходе нас перехватил какой-то человек,  ловко воткнул в одежду дешевенькие значки,  на память о посещении храма и, конечно же,  разговорился. Буэно с гордостью представил меня  в качестве русского специалиста по культуре Бразилии. Вот  уж тот был поражен! Никак не мог поверить, что где-то  там, очень далеко, могут интересоваться  такими вещами, как бразильское искусство. О России говорил с благоговением, «такая страна, такая страна!» Я чуть было не прослезилась. Знает Пушкина, Гоголя, не говоря уж о Толстом, Достоевском, Чехове и Горьком. Вот тебе и дикая Бразилия! Кстати, в тот день меня посетила странная мысль. А ведь мы действительно великая нация! И что мы себя все время ругаем. Богатейшая история и культура, а уж насчет посмотреть туристам…- на года  хватит! Наши предки зря времени не теряли, хоть и погулять  не дураки были.

Затем мы довольно долго  плутали по центральным улицам, улочкам, по бразильским понятиям авенидам, а по нашему – переулкам. В центре много старинных зданий, т.е. 18-19 в.в., как же их бедолаг бесцеремонно теснят современные высотки! Буквально на пятки наступают, дышать не дают.

Москвичи привыкли ругать власть, «все посносили, а коробки понаставили». Оказывается у нас еще терпимо.  Бразилия гигантская страна, но в городах экономят землю так, словно бы ее килограммами и метрами выдают под строительство. Одно здание в буквальном смысле теснится к другому. Используется каждая  щель, каждая прогалина между домами, куда втискивается, если не дом, то хотя бы лестница, решетка  дверь – все что угодно, лишь бы втереться.  Подобный порядок я затем наблюдала повсеместно.

На одной из центральных улиц красуется гигантское сооружение – Банко ду Бразил. Самое что ни на есть святое, так сказать,  фундамент страны,  шикарные подъезды, охрана, вооруженная до зубов и прочие привычные в таких случаях признаки. Самый, самый, самее не бывает. Я бы к нему и близко не подошла. К моему удивлению Буэно направился  именно туда. Я опешила. Охрана нас любезно пропустила, даже не заикнувшись о каких-либо документах и пропусках, и мы очутились в просторном вестибюле, где толпилось множество народа. Люди болтали, курили, пили кофе в небольшом  кафетерии, ничуть не стесняясь присутствием многочисленной  вооруженной охраны.

Оказалось, что в этом самом  огромном «Банко» находится не менее огромный Культурный центр, место притяжения всего населения го@ода. Этот самый «Сентро културал» интереснейшее место.  В огромном  здании нашлось место не только для Банка, но еще и для публичной библиотеки, театра, выставочного зала, Музея монеты, исторического архива, какого-то «Дома чая» и прочее.

У нас в совковое время, помнится, был популярный лозунг, Хрущев его особенно любил, «Все для человека, все во имя человека!» Лозунг лозунгом, а вот для человека… Не нужен был никому этот самый человек. По себе знаю. У меня до сих пор комплекс неполноценности. Боюсь шикарных дверей – не пустят, запрещено! Именно для меня запрещено. Чаще всего так и было. Здесь же про наш пресловутый  лозунг слыхом не слыхали, однако все двери существуют лишь для того, что бы их открывали.  И открывают! Не задумываясь, что могут не пустить. Без комплексов народ!

В просторном лифте поднялись в библиотеку, вход в которую, кстати, абсолютно свободный, ни членских книжек, ни предварительной записи. Одно условие – сдай в хранение личные вещи и шагай куда хочешь, в любой зал.  Правда, в библиотеке  чрезвычайно много всяческих охранников, как мужского, так  и женского пола. В зале периодики на стеллажах свободно лежат газеты и журналы со всего мира,    читай - не хочу. Наших, я, правда, не заметила, но не больно-то и искала.

Библиотека в целом представляет из себя единое, огромное пространство этажа, которое делится на сектора стеклянными перегородками. Вероятно, их легко менять между собой.  Таким образом выгораживается множество уютных зальчиков.  Читальных, компьютерных, залов для дискуссий. Есть  и такие. Сквозь стекло видны группы людей за столами, что-то  активно обсуждающих. Слышимость – ноль. Как удобно! Вспомнила нашу вечную проблему в Москве, особенно зимой. Два-три, ну пOть человек должны встретиться, что называется, накоротке, обсудить кое-какие вопросы – где? На улице, на лавочке в метро?  А тут пожалуйста, и удобно, и никому не мешают.

Чтобы не ждать лифта, мы решили спуститься  на нижний этаж по лестнице. Вот тут я намучилась! Лестница какой-то замысловатой формы. Не просто два пролета, а в углах, где они соединяются зачем-то еще дополнительные, узенькие угловые ступенечки приляпаны. Из-за них лестница кажется нескончаемой. Мало того, что все лестницы мраморные, скользкие, на каблуках по таким ходить сама по себе сущая мука, а тут еще эти угловые ступенечки, на которые нога, как ни старайся, вообще не помещается. Рискуя поскользнуться или сломать каблук, я с трудом кое-как  доползла до нужного этажа. Здесь располагается Музей монеты или денег, не знаю, как точнее перевести, в общем,  в музее развернута обширная экспозиция истории денег в Бразилии. Для специалистов чрезвычайно интересно,  меня же это не очень увлекло. И почему-то именно  здесь несколько залов посвящены памяти современного бразильского поэта Марио  Кинтана.  Для бразильцев имя святое. В наших краях, естественно, про него и не слыхали. Тем более интересно. Как водится, представлены личные вещи поэта, книги, на стенах  отрывки из его произведений. В последнем зале  по  видео транслируется запись  одного из его последних интервью, где он читает свои стихи. К сожалению, качество записи настолько плохое, что я практически ничего не могла разобрать. Все комнаты затемнены, высвечиваются лишь витрины и нужные места – в остальном экспозиция, как бы утопает во мраке.   Ох, и не люблю я этой моды, почему-то мне в этом «художественном мраке» становится плохо, он меня угнетает и подавляет. Возникает единственное желание – бежать куда угодно, лишь бы к свету и, естественно, становится не до выставки.

По такой же корявой  лестнице  спустились еще на один этаж, в выставочный зал. Здесь, слава богу, никакого затемнения, экспозиция  светлая и просторная. Жить можно. Так, что мы тут имеем? А имеем мы  выставку художника из Пернамбуко, штат такой в Бразилии, некого Самико. Очень необычные и интересные гравюры.  Судя по всему, художник, если не индеец, то очень близок к культуре индейских племен. Приятно было отметить, что он обладает своим особым почерком и непохожим ни на кого лицом, особым духом, который так характерен для творчества индейцев. Сужу по тем образцам, какие мне довелось увидеть в различных изданиях  о бразильских индейцах. В Бразилии проживает множество племен, очень разных, непохожих друг на друга, но все-таки есть нечто, что объединяет эти на первый взгляд разношерстные племена, зачастую сильно  удаленные друг от друга географически.  Тем не менее, все-таки существует неповторимый дух, который проявляется в  искусстве помимо их самих. Может быть  сказывается  та далекая эпоха, когда до прибытия  португальцев, эти племена жили на побережье Атлантики и были  практически единым народом.

Особенно интересна вторая половина творчества художника  Самико. В рисунке  проявилось большая фантазия, большая раскованность и динамика. Мы долго бродили по выставке, любуясь этими необычными гравюрами. К сожалению ни каталогов, ни открыток – ничего, что  можно было бы  приобрести на память. Уже в Москве мне удалось  наскрести некоторые более  кое-какие  сведения об этом художнике.

После посещения «Сентро», Буэно потащил меня в кафе «Родизио де масса». Довольно большой ресторан итальянской кухни, в котором угощают всяческими макаронными изделиями и пиццами всех сортов. Именно угощают. Официанты  на больших подносах разносят еду и дают пробовать каждому посетителю по чуть-чуть. Снуют они беспрестанно. Едва съешь кусочек, как тут же  подскакивает очередной молодой человек с подносом и подкладывает на тарелку очередной кусок. И так без конца. Вскоре я так наелась, что в буквальном смысле не могла вздохнуть. Буэно уверял меня, что есть любители, которые способны часами просиживать в подобных ресторанчиках, поглощая все, что дадут. Существуют «родизио» где можно пробовать таким же образом мясо всех сортов и видов, в том числе и «шураско», что-то вроде нашего шашлыка. 

Платишь один раз, при входе, и сиди  ешь сколько в тебя влезет, или пока удар не хватит. При входе мы заплатили по 5 реалов с носа, плюс за сок и пепси, итого – 13 реалов с копеечкой. Это на двоих-то! Ой, и напробовалась я пиццы! С чем только ее не делают! С мясом, с рыбой и даже с бананами. Вот уж гадость! Но мало им бананов, они еще и сахара набухали. Позднее я узнала, что бразы помешаны на сладком и кладут сахар всюду, где можно и не можно.  Все   за исключением пиццы с бананами, было очень вкусным, особенно пицца с креветками. Пальчики оближешь. Да, бразы поесть любят!

Надо сказать здесь,  я себя впервые человеком почувствовала.  В Бразилии имею ввиду. Еще бы! Двери перед тобой открывают, сеньорой величают! Не понравилась мне пицца с бананами – пожалуйста – тут же сменили не только тарелку, но даже вилку с ножом чистые приволокли.

Вернулись домой часов в 5. А мне показалось, что времени намного больше. Тем более  что начало темнеть. Почему-то время здесь тянется, прямо тащится невообразимо. В Москве не успеешь  оглянуться – уже вечер, дни бегут, как минуты, а здесь… ходишь, ходишь по городу, а все часа два дня, не больше. День кажется бесконечным, и ведь не сижу на месте, а все время куда-то езжу, смотрю, узнаю.

25.05.97. воскресенье, утро

Всю ночь лил жуткий дождь, не знаю, будет ли ему конец. Небо обложено тучами, погода – точь-в-точь московское лето.

По планам сегодня посещение мессы в соборе, затем  Рынок  хиппи. Странное название. Что-то они, хиппи, производят и продают, кажется украшения. Хотелось бы купить подарки, сувениры и прочее.

Вчера, перед сном, Буэно  дал мне почитать  книгу Ж.Амадо  «Мемуары», вышедшую совсем недавно.  На самой первой странице читаю: «Москоу 1952» – так начинается глава об    Эренбурге и его знаменитых «Мемуарах», «Люди, годы, жизнь», так, кажется они назывались, которыми, помнится,  зачитывались так называемые шестидесятники.  Эренбург и Амаду были большими друзьями и именно «Мемуары» Эренбурга подвигли  бразильца написать данную книгу, тоже «Мемуары». Начало очень интересное, но одолеть толстенный том в считанные дни мне не под силу,  в русском варианте можно было попробовать, но по-португальски – не реально.

12.30 дня. Сколько-то в Москве?

Только что вернулись из церкви старинного монастыря. Храм богатейший, резьба, скульптуры святых и святителей – очень красиво. Традиционные три нефа, много света и воздуха – все устремлено ввысь.

В храме  шла служба. В алтаре несколько священников в белых облачениях и монахи в черном. Впереди, слева установлен престол, так кажется он называется, на нем – микрофоны, перед которым священники в очередь с монахами читали молитвы.

Сегодня  Святая Троица, Троицын день. Большой  христианский праздник. Не знаю, правда, совпадает он с нашим или нет?

Священнослужитель  довольно долго разглагольствовал на эту тему. Насколько я поняла, говорил о символе Святой Троицы, как его понимают католики и греческая церковь.

Обстановка в храме стояла самая что называется непринужденная. Именно так. Свобода полная. Большинство женщин в брюках и никого с покрытой головой. Кто хочет сидит и слушает проповедь, кому не хватило места, прогуливается по боковым нефам, молится различным святым, ставит свечи. Я воспользовалась этим моментом, что бы хорошенько рассмотреть устройство храма. Не знала можно ли фотографировать, разрешено ли. Смотрю, какой-то турист американского вида бродит с видеокамерой  и постоянно к ней прикладывается. Тут и я осмелела, стала щелкать фотоаппаратом направо и налево и ничего, никто даже замечания не сделал, никто не покосился в мою сторону.

Размышление на вольную тему:

Католический собор показался мне с чисто практической точки зрения как-то логичнее и человечнее наших церквей. Нет ни суеты, ни всеобщей придавленности. Все очень спокойно и доброжелательно. У нас же все-время ждешь, не дай бог укусят, или какая-нибудь старуха зашипит за спиной.  Здесь  совершенно отсутствует ощущение всеобщей греховности, вины, приниженности, какая бытует в наших храмах. Может быть ввиду отсутствия икон? Все-таки русские иконы с их суровыми, аскетичными ликами, несмотря на все их величие и высокую духовность, порядком подавляют, даже принижают человека. Под их несгибаемыми взглядами холодеет все внутри, хочется опустить голову, а то и бухнуться на колени и, как Катерина в «Грозе», взвыть: «Виновата! Каюсь!» Недаром этот образ возник именно в нашей литературе. Даже вообразить  невозможно подобную Катерину здесь, в одном из просторных, светлых храмом. Хотя сама служба у нас все-таки красочнее, даже театральнее и больше впечатляет. Наши церковные хоры мощнее и внушительнее, да и качество самой музыки несравненно выше, чем слащавые мелодии католических гимнов, даже исполняемые на органе. Непонятно  почему звучат именно они, ведь есть же Бах, Гендель и другие мастодонты католической  музыки. Почему не используются огромные возможности органа?

Здесь я впервые задумалась о разнице между католицизмом и нашим православием. Мы, почему-то и в жизни и в религии чаще всего исходим из принципа –«чем хуже – тем лучше». Любит наш человек пострадать, прямо хлебом его не корми. Всеобщая приниженность – это отнюдь не порождение советской  власти, это идет издревле. Никакого индивидуализма, и молиться и креститься – все публично! Даже исповедь, сугубо интимный акт, и ту умудрились сделать  прилюдной. В католическом храме имеется маленькая исповедальня, что-то вроде киоска или будки с небольшими дверцами. Я не могла пройти  мимо, залезла в одну такую, внутри скамеечка – удобно. Священник тебя не видит, можно каяться в своих грехах тихо, спокойно, никто тебе в затылок не дышит. У нас же – очередь тут же возле алтаря. Священник накрывает тебя фартуком -  не знаю, как он точно называется, амафор что ли, а сзади  уже дожидается следующий «грешник». Ему  надоело стоять, но в то же время интересно послушать, о чем ты распинаешься.

Для крещения у католиков опять же имеется отдельное помещение. Еще бы! Наиважнейший акт в жизни любого верующего. Все должно быть обставлено с особой торжественностью. У нас же после службы выносятся огромные чаны, и прямо тут же, в церкви начинается обряд крещения, в присутствии нужных и ненужных свидетелей, а ведь порой крестятся не только  младенцы, но и взрослые люди, а им как-то неудобно в неглиже перед людьми и богом стоять. Ничего, и так сойдет, уж как-нибудь! Ох, уж эти наши «какнибудь», да «ктоегознает». Порой мне кажется, что зачатки  пресловутых коммуналок именно  из наших храмов пошли. Нигде в  мире до них не додумались, только у нас. А потому что бы все на виду было, все как у людей и никакого индивидуализма.

Пока я таким образом размышляла, служба в храме подходила к концу. В какой-то момент    все вдруг подняли руки вверх с раскрытыми ладонями, повторяя вслед за священником слова молитвы. Продолжалось это несколько минут. Затем священник  что-то произнес, видимо благословил, и прихожане принялись целоваться и говорить друг другу добрые слова. Неожиданно, ко мне с улыбкой подошла женщина и, несмотря на мой растерянный вид и недоумение, ласково погладила меня по плечу и пожелала всего хорошего в жизни. Не знаю, может быть это пустая формальность, но в тот момент мне стало теплее и радостнее на душе.

Выйди из храма, мы отправились на остановку автобуса. Буэно попутно предупредил меня, что по этой улице в одиночку ходить опасно, особенно в выходные. Этот текст он повторяет довольно часто. Создается впечатление, что в Рио  бандиты ищут именно тебя, что бы  ограбить или убить. По правде говоря,  бомжей здесь многовато, они столь же грязные, как и наши, но запаха от них не чувствуется. Видимо сказывается климат. Большинство ходит босиком, в майке и шортах. Наши же зимой и летом, как улитки, тащат на себе весь свой «дом», всю свою одежду, какая  есть, в основном зимнюю, а уж где только они в ней не валялись и что только не делали. Тутошним бомжам легче. Ночуют во всяческих нишах, укрывшись одеялами – не холодно, разве что дождь может помешать. Жить можно. Попробовали бы наши так. Но все равно, вид человеческого неустройства поражает. Не знаю, можно ли к этому привыкнуть.  Да и нужно ли?

26.05.07. понедельник, утро.

Ночью опять лил дождь. Сейчас пасмурно, но не холодно.

Вчера, после обеда ездили на рынок, почему-то «Хиппи», а по-нашему мини-Измайлово. Далеко. На автобусе минут  40 езды. Проехали ряд пляжей, знаменитые Ипанему, Леблон, Копакабану. Все-время крутились вокруг Корковады. Такое впечатление, что весь город  построен вокруг нее.  Корковада и Пао- де-Аскар – две высотные точки города, видимо остатки порядком повыветрившихся гор. Долгое время была уверена,  что это одна и та же гора. Как в анекдоте – Марк и Энгельс – два человека, а Слава КПСС вообще не человек. Так вот.  Это две  горы  стали своеобразным символом города Рио-де-Жанейро, как сейчас принято говорить, его изитной карточкой, как Биг-Бен для Лондона, Эйфелева башня для Парижа, Кремль для Москвы.

Автобусы в Рио мчаться, как  ненормальные. Их огромное количество и подолгу ждать нужного автобуса  не приходится. Но! Поди угадай, где находится остановка, такого удобства, как у нас, что бы навес с указателями, да еще лавочка и в помине нет. Столбик, в лучшем случае, а то и вообще одно воспоминание. Водители на остановках не тормозят, такой привычки у них нет. Если идет твой автобус – не зевай, поднимай руку, как для такси, а то просвистит мимо. Я так думаю, что все бразы должны обладать зрением, как у орлов, потому что разглядеть нужный номер даже в очках не просто, тем более что он мчится на огромной скорости.  К тому же номера  на автобусах трехэтажные, а то и вовсе не номер, а название маршрута или района. Но все-таки как-то все умудряются останавливать, сноровка что ли. В переднюю дверь впускают стариков, детей и льготников, остальные входят только сзади. Здесь в отсеке установлена вертушка, а при ней кондуктор. Сначала заплати – потом входи в салон. В часы пик образуются очереди. У нас, мне кажется, удобнее, правда зайцем тут не проедешь. Не дадут.

Итак, Ярмарка хиппи, за точность перевода не ручаюсь. При чем тут хиппи - Буэно мне так толком и не объяснил, торгуют всякой  всячиной  обычные продавцы. Почувствовалось что-то родное.  Толпучка, как у нас на Арбате или в Измайлово, только значительно меньше. То есть, конечно народ   есть, но не очень много, может быть летом – другое дело, а сейчас не густо.  Все время делаю поправку на это самое воображаемое бразильское лето, интересно как  оно тут, летом-то?

Так вот, ярмарка хиппи – это небольшая площадь, сплошь заставленная прилавками с навесами, такими же, как у нас летом. Товара всяческого много, но меня, прежде всего, интересовали товары местного производства, что-нибудь этакое экзотическое. А вот экзотики-то как раз и маловато. А если и есть, то такого низкого художественного уровня, что не стоят тех денег, какие   за них  просят.  Много всяческих самоцветов, но покупать и везти   в Москву не имеет смысла – у нас их сейчас полным полно, да еще и поразнообразнее  будет.

Видела несколько изделий из перьев – маленькие и некрасивые. Много дешевого серебра и изделий с напылением – не интересно. Я долго  искала себе на память кольцо, серьги или браслет – ничего не понравилось, даже среди дорогих вещей. Все что-то не то.

Хорошо смотрятся так называемые ковбойские шляпы, по местному  «гаушо», из кожи, кожаные «старинные» географические карты, правда, дороговато, но все- равно…Буэно не дал купить, « с ума сошла, ничего не покупай, только посмотри, в следующий раз купишь!» Сколько раз себе говорила, не слушай «добрых» советов, хочешь купить - покупай. Так  нет. Послушалась. Не купила. А следующего раза так и не получилось!

Еще очень понравилось, но тоже по «совету» не купила, этакие колокольчики, тоненькие металлические трубочки  или пластинки  из агата на леске,  очень мелодично позванивают на ветру. Трубочки я в Москве уже видела,  а вот  агаты – не встречала. Название у них по- португальски очень красивое «Сину ду венто» – колокол ветра,  но я  бы перевела по-другому,  «Музыка ветра», «Голос ветра», или «Песня ветра», может и не точно, зато поэтичнее.

Закончился вчерашний день посещением знаменитого «Театро Мнисипал», местного Большого. Построен, видимо, в 19 веке. Великолепная центральная лестница с чугунными ажурными перилами, мрамор, вычурные светильники – роскошь, все как тогда полагалось. Зал, пожалуй, поменьше, чем в Большом будет, но зато  множество кулуаров, уютных  гостиных, которые, как  я  поняла, бразы очень любят, перетекающих одна в другую. Наш Большой в этом отношении проигрывает. Великолепный зал и почти полное отсутствие фойе, и вообще все, что выше партера – маленькое, узкое, неудобное. Толком  нигде не повернешься, особенно  зимой тяжко с шубами.

Что касается балета,  бразильцы перед нашим просто преклоняются. Тутошная прима Ана Ботафогу училась у нас.  На фасаде театра  огромная  афиша оповещает, что скоро ожидается  какая-то премьера «в честь русского балета», да и 2 этот  раз  давали  премьеру на тему постановок Петипа. Первый акт мне не понравился – что-то у балерин не очень получались прыжки, да и ноги не задирались, но во втором – разошлись, неплохо танцевали. Зал был почти полон, и зрители  принимали спектакль очень тепло. Кстати, публика весьма демократичная. Я боялась, вдруг  нужно вечернее платье. Ничего подобного – кто в чем, как у нас. Правда, были дамы в шикарных нарядах, но этих меньшинство.

Билеты достали свободно. Я хотела взять  партер, что бы сидеть, как белый человек, но Буэно опять не дал  мне проявить самостоятельность, «ты что, балет пришла смотреть или театр? Балет дома, в Москве посмотришь» Взял билеты на самый верх, на самые дешевые места, «во втором акте спустимся». Это меня убедило. Вспомнила студенческий опыт – покупать  самые дешевые билеты, но кто сказал, что мы будем сидеть на самых дешевых местах? Так и получилось.

Нашлись места в очень удобной  ложе.

Во втором акте звучала только музыка Чайковского. Слушая  знакомые  с детства чарующие звуки, я едва не прослезилась. Это надо же было перепрыгнуть через океан, на  другой континент, в экзотическую страну, что бы сидеть в прекрасном театре, слушать русскую музыку и смотреть почти русский балет. В конце спектакля   испытала, что-то похожее на гордость, когда все эти люди  долго аплодировали, практически, России.

10.35.

Сижу в   «Жардинь ботанико», Ботаническом саду, в уютном кафе под названием «Авела»  (нарисована  белка)  одна, Буэно работает, все музеи выходные. Взяла маленькую чашечку кофе, булочку с сыром и какую-то  сладость из коки, кокоса. Большей гадости в своей жизни не  ела, а булочка очень вкусная. Мне ха-ра-ша-а-а! Солнышко светит, погода что ни на есть московская,  летняя, не жарко, но и не холодно. Попиваю малюсенькими глоточками кофеек и наслаждаюсь. Птички поют. Ветерок ласкает. Напротив какая-то  сеньора за столиком ведет беседу с «Пушкиным». Ну, ни дать ни взять Александр Сергеевич, этак лет 50-55. 

Долго бродила по саду, фотографировала. Виды изумительные, особенно на Корковаду, она здесь, как на ладони. Как не запечетлется на память, что «и я тут был». Кругом пустынно, никого. Вдруг, вдали вижу идет женщина, я к ней. Встречаемся глазами, улыбаемся друг другу, словно две добрые подруги  после долгой разлуки, протягиваю ей фотоаппарат, прошу сеньору сфотографировать меня на фоне Корковады. Она охотно соглашается, и мы расстаемся, желая друг другу всего самого хорошего в жизни.

Допила  кофе, не спеша пошла дальше. На дороге три цапли. А может и не цапли, какие-то белые птицы на длинных ногах, с длинными клювами. Красивые. Как не полюбоваться ими, тем  более что они, как и я, кажется никуда не торопятся.

Все-так бразы невыносимый народ. Иду по алее -  двое мужиков, видимо тутошние служители  сидят и судачат о чем-то. Подхожу. Увидели меня и ну приветствовать, как будто мы три дня не виделись. Что я так и буду у всех за родственницу? Вот опять, идут двое, парень и девушка,  «бом диа». Ну что тут скажешь?

Сегодня в автобусе наблюдала. Впереди меня сидела молодая мамаша с младенцем. Две девчонки рядом стоят и сюсюкаются  с ним. Ну, думаю, родственники или знакомые. Ничего подобного. На остановке девчонки вышли, даже не простившись с мамашей. Тут вошел парень, серьезного вида, как сейчас говорят «крутой», увидел младенца, расплылся в улыбке и сам стал походить на  ребенка. И повсюду так. По московской привычке, прячу глаза, а здесь надо наоборот, шире раскрывать их  и улыбаться каждому встречному. Поразительная страна! Неужели везде так или только в Рио? Здесь я чувствую себя очень в своей тарелке, впечатление такое, словно бы вернулась в место, которое когда-то хорошо знала. Даже странно. Все так привычно и знакомо, полное умиротворение. Даже не очень вспоминаю Москву. Как все далеко! Москва, музей!

А день, как подарок. Впервые за последние полгода чувствую себя так спокойно.   Брожу без цели наугад…По правде говоря, мне и дела нет до всей этой ботаники. Просто хорошо – и все!

Кончается московская тетрадь. Хорошо, что сегодня купила новую. Пишется здесь на удивление легко. Ручка сама бежит по бумаге. Да, сегодня, наконец, увидела пау-бразил, то самое дерево, откуда есть пошло  само название  страны – Бразилия.  Браза – тлеющий уголь. Сердцевина дерева красноватая, напоминает тлеющий уголь. За свою древесину, пау-бразил когда-то был главным предметом экспорта. А на вид так себе, дерево, как дерево.

Пишу уже в бразильской тетради. Еле распаковала. Какое дерьмо ни купишь – так упакуют, словно это кусок золота.

Только что, впервые в жизни, видела как цветет  бамбук. Ласточка!  Цветы розовые, большие и толстенькие. Потрогала один, погладила, поговорила с ним - от него сила исходит.

Сколько времени брожу по аллеям – не знаю. Часто приходится присаживаться – песок  тяжелый, мокрый,  все норовит в босоножки залезть. Рядом со мной чей-то бюст. Надо сказать, что всяческих бюстов и памятников по городу великое множество, но один бездарнее другого. И кто же все это наваял? У нас тоже достаточно всяческого барахла, ленины, например, или «девушки с веслами» – мода на них была когда-то, но даже они обладали некоторой соразмерностью. А эти…Нет, постаменты еще ничего, добротные, только  создается впечатление, что скульптор весь свой талант, все силы и средства именно в постамент вбухал, на бюст его уже не хватило. Народ-то талантливый, и были и есть у них скульпторы известные по всему миру, почему же такое уродство.

27.05

Каждый вечер умираю, хочу спать. Едва дотягиваю до 9. Ложусь и засыпаю в  мертвую, невзирая на  дикий шум за окном (молодежь веселится). Надо же, никто на них не крикнет.  Сюда бы нашу  Говориловну, старуху из нашего дома по отчеству Гавриловна, в народе Говориловна. Вот уж у кого голос зычный, на всех этажах слышно. Все про всех знает и всех жить учит. Удивительная эта привычка у нас, у русских, учить других уму разуму. Сами не умеем – зато других, чему хочешь научим.

Так вот, вчерашний день. После «жардиня», Ботанического сада, оставила дома все лишнее и пошла обедать. Рядом с домом харчевен – пропасть. Выбрала, естественно, очередную «Комиду а кило», я к ним душой прикипела. Несмотря на то, что к концу дня  все блюда были порядком поостывшие,  все равно еда вкусная до невозможности.

Пообедав, решила  пройтись. С трудом преодолела  один квартал, устала. К тому же здешние тротуары  сплошная мука. Наши в Москве – просто старинный паркет, по сравнению с ними. Когда-то  видимо весь город был вымощен разноцветными камешками, площадь Синеландия не исключение. Вероятно, изначально  это было очень красиво – мозаика из  камней. Со временем  панно пришли в негодность, камни покосились, повылазали из своих мест. Сквозь подошву все углы прощупываются.  Босоножки у меня, по последней моде на довольно толстом каблуке, даже он не спасает, кстати, по моим наблюдениям бразильянки на каблуках и не ходят, может быть по этой самой причине – на таких тротуарах ноги переломаешь, к тому же, наверное, обувь летит не хуже, чем у нас зимой от соли. Нет счастья на этом свете!

Так вот, поняв, что до центра мне не доплестись, решила зайти  в самый главный «Катедрал» города, по нашему Кафедральный собор, построенный в последние годы в самом что ни на есть  модерновом стиле. Я, когда его издали увидела, то подумала, что это что-то вроде гигантской котельной или теплоцентрали. В Москве, в каждом районе можно увидеть где-то на горизонте три гигантские бочки, зимой они   дымятся и действительно как-то с теплом связаны.  Этот самый собор построен в лучших традициях вышеупомянутых бочек. Представляет из себя гигантский усеченный конус, весь из себя состоящий из огромных кассет, то есть разделенный на отдельные сегменты. Не знаю, понятно ли, но впечатление от сего творения, надо сказать, отнюдь не божественное, а скорее напоминающее стройки коммунизма. Внутри  -  гигантский круглый зал с лавками  расположенными амфитеатром. Вид совершенно непривычный для подобных заведений. Напротив портала – какое-то серое сооружение,  по цвету напоминающее оцинкованное железо – это, надо понимать, алтарь. По бокам две статуи. На стенах, над алтарем и над порталом большущие витражи в абстрактном стиле, огонь – не огонь, а что-то этакое чрезвычайно эмоциональное. Потолок, как-то не рискну назвать это куполом, тоже завитражен, но в виде креста. Звучала тихая музыка, народа  мало. Я посидела, отдохнула, головой во все стороны повертела, повздыхала, что не прихватила с собой фотоаппарат  и тихо пустилась в обратный путь. Брела, спотыкаясь на острых камнях и уже перед самым домом – старинный храм. Дай, думаю, зайду, душу отогрею. В храме было полутемно и почти пусто. Прихожане только собирались на службу, но бодрый женский голос где-то у микрофона уже звонко выкрикивал слова молитвы, и все присутствующие вторили ему. Храм большой, но видимо - не богатый. На колоннах  дешевые плакаты с ликами каких-то святых. Кто такие? Впереди, как и полагается,  многоступенчатый алтарь. Высоко наверху среди колонн, под балдахином, статуя девы Марии. Храм полутемный,  и тени, а может быть, что-то еще, развлекаются в святом месте. Балдахин отбрасывает на стену позади себя гигантскую черную тень в виде чего-то несусветного. Чудовище с когтями и лапами нависло над алтарем. Зрелище дикое. Оглядываюсь. Никто ничего не замечает. Каждый занят своим делом, рассаживаются, здороваются со знакомыми, переговариваются.  В конец же меня доканало, когда все запели какой-то церковный гимн на мотив «В лесу родилась елочка». Очень похоже.  Чтобы окончательно не спятить или не рассмеяться, я срочно ретировалась из храма.

7.40. вечер. Уже темно.

Каждый день заканчиваю в кафушке, на углу нашей улицы. Парень за кассой меня приметил, улыбается, «что будем пить сегодня?» Вчера  сделал сок из какой-то каки, ударение на последней букве, «с сахаром» - спрашивает – «с сахаром» – отвечаю. Сегодня пила сок из груши, который тоже при мне сделали. Сидела за стойкой и тянула из трубочки какую-то вязкую, но очень вкусную жидкость. Ох, и любят себя бразы, пьют исключительно натуральные соки, едят…нам такого и не снилось, не в элитных ресторанах, а по нашему в городских «забегаловках». Везде чистота! В туалеты любо-дорого зайти и везде туалетная  бумага, к тому же бесплатно. Но это так, лирическое отступление.

День прошел быстро и интересно. С утра Буэно познакомил меня с  предпринимателем Педро, который часто бывает в Росси, немного знает русский. Узнав, что я собираюсь в Сан-Паулу, дал мне телефон своего брата, чтобы я непременно с ним связалась. Затем мы отправились в гости к  Гале, нашей общей московской знакомой. Галя русская, вышла замуж за бразильца и уже почти тридцать лет живет в Рио.

Размышления на вольную тему:

Меня всегда интересовала судьба наших женщин, которые в  60-е годы повыходили замуж за иностранцев. Помню, какую бурю эмоций вызывал тогда этот факт. «С ума сошла, ненормальная, что с ней будет!» Чего только не говорилось, не предрекалось, не пророчилось! Еще была жива память о тридцатых и сороковых годах, когда любое слово могло стать роковым для человека, а уж выход замуж за иностранца граничил с самоубийством, не только выход замуж, но и простое знакомство. Чего только на них не вешали. Какие страхи не рассказывали! Я сама была свидетельницей  одного случая, когда мать просто костьми ложилась, что бы воспрепятствовать дочери выйти замуж за бразильца, «тебе что русских мало?»   Сколько труда потребовалось этой паре, что бы все-таки  пожениться и уехать в Бразилию. Не знаю, как сложилась судьба у наших женщин вышедших замуж за европейских и африканских джентльменов, но бразильские браки я могу отследить многие. Ничего страшного не случилось, оказывается выжили, и не только выжили, живут не хуже, а во многих случаях лучше, лучше, чем жили мы все эти годы. Нужды не знали. Мир посмотрели. Чувствуют себя полноценными женщинами, без комплексов.

Правда некоторые за это время успели развестись, и  только в одном случае жена вернулась  на родину, правда, кажется не навсегда, живет то тут, то там. Дети учатся в России, но по окончании курса  собираются обязательно вернуться в Бразилию.  Буэно тоже был женат на русской, она до сих пор живет в Рио, несмотря на развод, и насколько я знаю, домой не собирается.

Галя, у которой мы были в гостях, работает переводчицей, преподает русский язык. Дети уже взрослые, сын живет отдельно, а дочь вместе с ней. Очень интересно общаться  с этой семьей, говорят свободно как по-русски, так и  по-португальски, постоянно смешивая два эти языка. ПолучаетсO этакий русско-португальский компот. Очень забавно.  Когда Ирина была маленькой, Галя звонила домой с работы и наказывала ей «сходи в падарию (булочную) и купи пао (хлеб) черный и пао  бранко (белый)», или что-то в этом роде.

Галя угостила нас вкусным обедом в русско-бразильском варианте. Мы с большим удовольствием выпили по рюмочке  чисто  русской  водочки, а затем  и знаменитого португальского портвейна, Виньо ду Порто. После обеда мы с Галей отправились на экскурсию по городу, решив посетить на весь мир знаменитую «горбушку» т.е. Корковаду, на которой водружен опять же на весь мир известный Христос, ставший символом города, а может быть и всей страны.

Долго тряслись в автобусе. Улицы путаные, узкие, в  одиночку практически разобраться в этих хитросплетениях невозможно. Наконец доехали до станции где «ходит» старенькая электричка в 2 вагона. Стоит   это   удовольствие 15 реалов,  дороговато, конечно, но ничего не поделаешь. Туда  ведет и асфальтовая дорога, таксисты внизу свирепствуют, любой ценой стараясь заполучить седока, но какое же удовольствие подниматься на такси?

 Ехали медленно, вползая на гору почти под прямым углом. По обеим сторонам дороги – лес стеной, за ним проглядывается крутой обрыв. «Смотри, обезьяна!» – показала Галя куда-то в кусты, но я, как ни всматривалась – ничего не увидела.

Наконец, доехали.  Дальше – пешком. Лестницы, террасы, снова лестницы. На террасах расположены маленькие магазинчики сувениров, в которых продаются  маленькие деревянные фигурки Христа  и майки с тем же изображением,  много изделий из самоцветов.

Знаменитая  статуя  расположена на  вершине горы высотой 710 метров, высота самой фигуры – 30 метров - не удивительно, что она буквально доминирует над всем городом. Она была поставлена здесь в 20-х годах нашего века, к 100-летию независимости Бразилии. Так же, как и статуя Свободы в США, скульптура была создана во Франции,  перевезена через океан и водружена на эту самую гору. Все-таки никакие репродукции не способны передать полного впечатления от художественного произведения. По картинкам, которые я видела до сих пор, мне казалось, что скульптура довольно топорной работы. На самом деле эта топорность кажущаяся, работа высшего класса, особенно поражает лицо Христа, спокойное, величественное,  удивительно ясное и несколько отрешенное, видимо каким и должно быть лицо бога.

У подножия монумента сооружена довольно большая обзорная площадка. Туристов, в основном иностранцев, в это время года не очень много, но хватает, представляю, что же здесь делается в сезон. Даже сейчас не удается спокойно сделать фотографию. Постоянно кто-нибудь мешает.

А вид отсюда изумительный! Весь город, бухта Гуанабара,  как на ладони! Название Гуанабара происходит из языка тупи, но что оно означает – никто не знает, так же как и прозвание жителей Рио –«кариока»- что се такое? Вариантов много. Одни утверждают, что на языке тупи это слово означает, «жители  белого дома», а некоторые ученые придерживаются версии, что  в этих местах когда-то  жило племя по прозвищу «кариока». Вообще в бразильской топонимике  часто встречаются слова  из языков индейцев, обитавших здесь в прошлые эпохи, они настолько вошли в обиход, что люди привычно произносят их, не задумываясь об их значении.

А день  был солнечный, но ветреный. Временами  откуда-то нагоняло плотные густые облака,  и они закрывали вест горизонт. Забавно  наблюдать за ними. Вот облако подплыло  к  Сахарной голове, уселось  на ней, посидело чуток и нехотя,  медленно поплыло дальше, и снова чистое небо, яркое солнце, тепло, до тех пор, пока ветер не пригонит очередную гряду облаков.

Вдали хорошо просматривалась чаша самого большого стадиона в мире – Маракана. Считается, что он может вместить 200 тысяч зрителей. Бразильцы рассказывают, в дни решающих матчей, когда стадион переполнен, население узнает об очередном забитом голе по невообразимому гулу, от которого буквально взрывается весь воздух  над городом.

Уходить не хотелось, но пришло время очередной электрички, и надо было спешить.

Вернувшись в город, мы зашли в кафе, которые тут  буквально на каждом углу, и Галя угостила меня соком из маракажа и малюсенькими хлебцами, пао ду кейжу, сырный хлеб, так кажется можно перевести.  Хлебцы эти готовятся на специальных дрожжах, вкус имеют специфический -   словно воздух, а не продукт, но чрезвычайно вкусно. Маракажа – местный фрукт, внешне очень похож на апельсин, а внутри множество мелких косточек с мякотью. У нас в последнее время  появились йогурты с так называемой маракуей, по-бразильски она как раз маракажа и будет. Но разве можно сравнить настоящую, живую маракажу с тем  суррогатом, который добавляется  в йогурты. Я  пока жила в Рио, все время покупала эти фрукты. Разрежешь, мякоть вывалишь в стакан и с сахаром – объедение. Жаль, что они совершенно не переносят дальней перевозки, я бы на них разорилась.

Галя  много рассказывала о своей жизни,  как приехала в Бразилию, как  привыкала, изучала язык, обычаи. В последние годы она в основном работает гидом,  наших приезжает много,  особенно  сибиряков - богатенькие, денег не считают. Случаются и курьезные истории. Как-то

перед отъездом, по русскому обычаю, всей группой завалились в ночной ресторан. Гуляли вовсю, опять же по-русски, всю ночь. Рано утром на самолет. Под конец официант принес прощальный кофе в специальном кофейнике с подогревателем и прочими  прибамбасами. Жене одного из туристов страх как понравился этот кофейник. «Ой, Вася, нам бы такой!» «В чем дело? – отвечает Вася, – Где можно купить?» На дворе    глухая ночь, а улетать в 7.00. Вася к переводчику, то бишь к Гале, «Вы узнайте, может они продадут нам этот кофейник». Продать могут, узнала Галя, но кофейник очень дорогой, серебряный, стоит 950 долларов. Вася молча вынимает из кармана пачку долларов, отсчитывает тыщу, «Сдачи не надо!» – забирает кофейник со всем содержимым, включая горящую горелку и двигается к выходу. Галя бежала за ним и умоляла хоть горелку-то погасить, а то можно обжечься. Вот уж действительно «умом Россею не понять», правда порой мне кажется, что и без ума ее тоже не поймешь.

28.05.97. 08 утра.

Буэно уже встал.  Моется в душе холодной водой. Можно сказать бразильский морж. Газовая колонка не работает, хозяин ее не чинит,   Буэно тоже нет резона чинить, квартира-то временная, ремонт стоит дорого, а сколько они тут проживут неизвестно. Насколько я успела заметить, в квартирах ванн нет, зато по несколько туалетов  с душем, для хозяев, для гостей, для прислуги, как говорится,  возможны варианты.

Сегодня опять пол ночи не спала, никак не перейду на новое времяисчисление, организму не прикажешь, у него свой ритм. Но по утрам просыпаюсь все-равно в 8, как дома – это уже по местному времени. Вот  поди разберись, что ему надо, организму-то. Или он таким образом перестраивается?

От нечего делать закусила бананами и мандаринами. Мандарины поглощаю в огромных количествах - такие вкусные.

Продолжаю потихоньку осваивать город. Наблюдается много всего интересного и неожиданного. Вчера проходили с Буэно по улице Рио Бранко мимо рядов торговцев – торгуют прямо на тротуаре, как и у нас, так называемая незаконная торговля. Как и наших, их так же гоняют, но это мало помогает, все равно исхитряются. Торгуют, главным образом, украшениями. Я, походя, приглядываюсь, вдруг попадется что-нибудь интересное. Но что-то все не очень, и по качеству,  и в смысле вкуса… Наши традиционные ремесленные изделия намного интереснее, красочнее, богаче по выдумке и по фантазии.  Иду так и про себя размышляю. Вдруг, вижу что-то необычное. Читаю – украшения из Перу. Вот оно что! Все  что мало-мальски  есть приличного – непременно из других стран и с большой долей  индейского рукодельства. Почему? Может быть, сказываются традиции, корни? Индейцы по природе своей очень восприимчивы к красоте, обладают  большим вкусом, и не только  древние великие цивилизации, но и племена, живущие в дебрях Амазонии. Диву даешься их гончарным  изделиям, а  украшения из перьев…подобный изыск  редко встретить даже у мастеров запада Европы.

Так вот, вижу лежат  украшения, сделанные с большим вкусом. Продавец – молодой белобрысый парень. Говорит на ломаном испанском. Как могли, мы с ним разговорились. Оказалось – чех, художник. Путешествует по Латинской Америке при помощи торговли, набирает в одной стране дешевого барахла, едет в другую, продает, снова набирает  чего-нибудь из экзотики, едет дальше, в другую страну. Очень доволен. Объехал массу стран. Он – еле-еле на испанском, я – столько же на португальском, но друг друга поняли прекрасно. Вспомнили родной социализм, и оба согласились – больше хватит! И он и я – в одно слово! Раньше такого быть не могло, так свободно путешествовать. Расстались друзьями, даже обнялись на прощанье.

10.00 утра.

С грехом пополам вымыла голову, слегка теплой водой. Сижу у окна, сушусь. Сегодня хорошо бы посетить два музея, Бел0с Артес и Арте Модерна. Еще сегодня бесплатный музыкальный концерт в Школе музыки или как там она называется? Правда время очень неудобное, 14.00. Не знаю как получится. Еще хорошо бы обменять 100 дойлеров, а то в кошельке только 75 реайс осталось. Это по бразильским меркам прилично, но чувствую, придется купить какие-нибудь башмаки, мои босоножки такой нагрузки долго не выдержат. Как бы не остаться в один прекрасный день без обуви.

Все магазины поменяли витрины на зимние. Ну, на фига тут зимняя и даже осенняя обувь!?

В Москве сейчас 10-12 градусов и это летом, а здесь, зимой, ниже 21 еще не было, даже во время дождя. Сижу у окна, жую мандарины, почитываю Жоржи Амаду. Быстрее бы голова подсохла.

Из рассказа Гали: Один моряк, повидавший много стран, решил остаться жить в Бразилии, в Рио. Но как? Бразилия  эмигрантов не принимает. Узнал, что существует закон, если ребенок родился  на территории Бразилии, пусть даже  в порту,  он считается бразильцем, а значит,  его родители имеют право  остаться в стране,  жить вместе с ним. Недолго думая, моряк привез из России беременную жену. Она родила, и  теперь семья благополучно живет в Рио, неподалеку от Буэно, в районе улицы Катете.  Жена Наташа прогуливает  сына в парке Музео да Република, это там  где гусь живет.

Еще один случай. Воровство в стране процветает. Туристов строго предупреждают быть бдительными, тщательно прятать деньги, не брать на пляж ничего лшнего. Но ведь совок – он и в Рио совок. Один из подопечных Гали  прихватил на пляж 300 долларов. Они у него в кармане шорт лежали. Сидит, загорает. Подходит к нему человек, о чем-то спрашивает. Пока он с ним разбирался – шорт и след простыл, естественно вместе с  содержимым. Правда, шорты на другой день ему «вернули», подложили на то же место, но почему-то без  валюты.

Наконец-то добралась до музея. Музео де Белас Артес. Что-то вроде нашего ГМИИ (Музея изобразительных искCсств) и по виду и по назначению. В конце прошлого века  началось активное строительство музейных зданий,  специализированных музейных помещений. До того музеи возникали, так сказать стихийно. Дворцы, особняки, дома, примечательные в архитектурном отношении, постепенно превращались в музеи, вместе со всем содержимым. Со временем появились специалисты, хранители этих своеобразных коллекций, знатоки, музейных дел работники, а проще – музейщики. Но все эти замки, дворцы, особняки для хранения музейных ценностей мало  приспособлены, к тому же  их  возможности не безграничны, вот и появилась необходимость в специальных  помещениях, где можно соблюдать музейный режим, благоприятный  для экспонатов, требующей длительной  консервации, реставрации и прочих музейных  работ. Если мне не изменяет память, то одним из первых музейных зданий было построено в Испании, знаменитый музей «Прадо». У нас это ГМИИ имени Пушкина, в народе «Пушкинский». Видимо, и Бразилию не обошло  музейное поветрие, потому что  и по виду и по планировке Музей напоминает наш Пушкинский. Много общего и в содержании коллекции. Прежде всего, представлены гипсовые слепки греческих скульптур, но значительно беднее, чем у нас. Все-таки, наши предки  неплохо о нас, потомках, позаботились. Помню, учась в МГУ на искусствоведческом, мы все западное искусство изучали в Пушкинском, особенно  Грецию и Рим. Когда я через много лет, наконец, добралась до Афин, то мне, практически, оказалось все знакомым по гипсам Пушкинского музея.

Здание само по себе прекрасное и большое, но открыто  всего несколько залов, итальянский, фламандский и зал  отечественных художников. Коллекция стариков – с нашей не сравнить. Впрочем, зачем сравнивать. Каждому свое. Кажется, традиционного музей европейского  типа здесь и не может быть. Все, что могло быть значительного из старинного искусства давно растащено по европам, где же его взять. Недаром, как я позднее узнала, бразы «балдеют» от современного искусства, особенно от абстрактного. Что это, особенности национального характера?

 Но все-таки  старики есть, и очень неплохие. Из фламандцев  - Тенерс и Терборх, из итальянцев – Тьеполо. Работы в хорошем состоянии. Просмотрела я всю экспозицию за полчаса, и от  нечего делать  принялась по музейной привычке  «прицениваться», что  и как оформлено и в каком состоянии  музей в целом.  Констатировала, что залы довольно большие, но  запущены,                    требуют ремонта, видимо беда всех музеев, не только наших. А вот кронштейны им явно наш «игорь» прибивал.

 Здесь я впервые познакомилась с национальной живописью, что называется «в натуре». Большие полотна художника Клаудио Жозефа Бернара, судя по всему, он долго жил и работал во Франции, а со второй половины 19 века – в Сан-Паулу.

Несколько слов о состоянии и развитии бразильского искусства в 19-20-х веках, для тех, кто интересуется. Остальных прошу не беспокоится.

В 19 веке  в искусстве Бразилии господствовал классицизм. Многие художники сформировались под эгидой Императорской академии художеств в самой Бразилии,  другие же, кто имел  возможность, уезжали  учиться во Францию, которая в то время  была  высшей художественной школой  практически для всего мира. Несмотря на  господство академического стиля, бразильские художники пытаются выработать свою манеру письма, отличную от европейской, вводят национальную тематику. Виктор Мейреллес –художник-классик того времени -  работая в жанре исторической живописи, писал картины  на национальную тему. Алмейда Жуниор так же одним из первых пытался создать национальную живопись.

С середины 19 века бразильцы начинают принимать активное участие в больших международных выставках и даже получают золотые и серебренные медали за  свои  произведения. В 1911 году для павильона Бразилии на Международной выставке в Турине Лусио де Албукерке создает полотно «Пробуждение Икара», посвященное пионеру воздухоплавания, своему соотечественнику, Сантосу Дюмону. Благодаря  этим выставкам бразильские художники познакомились с импрессионизмом, нео-имперссионизмом, символизмом и другими новейшими течениями в искусстве. Однако, импрессионизм в Бразилии не прижился. Дело даже не в косности Императорской академии, а скорее в характере самих бразильцев, в их внутреннем самоощущении мира и природы. Позднее, путешествуя по стране,  наблюдая  эту землю, я поняла, почему данный стиль искусства не мог  здесь иметь места. Среди художников работавших в стиле импрессионизма можно назвать только Элисео Висконти, который некоторое время жил во Франции и, возможно, был знаком с Гогеном.

В целом 19 век и начало 20  бразильское искусство развивалось, следуя по стандартным, принятым образцам, в основном оглядываясь на Европу. Во многом такому положению способствовал и королевский двор, не отличавшийся высоким вкусом и не принимавшем перемен. Затем эта  роль перешла к Императорской  Академии художеств. Почему-то, с термином «академия» всегда сочетается определение «консервативная», вне зависимости от эпохи и страны,  может быть потому что академики – это всегда люди, мягко говоря, в возрасте, не любящие и не желающие менять свои убеждения и привычки?  Привычное всегда безопаснее.

В результате, Бразилия вступила в 20-ый век, утопая в глухом академизме или классицизме, давно изжившем  себя. Но, как принято  было говорить когда-то, в художественной среде зрели новые силы молодежь бурлила недовольством, несогласием и прочими «не», но об этом позднее.

В небольших залах  музея работают две выставки современных художников. Одна из них  - художница Ана Бараес. Что-то среднее  между фотографией и живописью, огромные портреты на виниле. Выставка сопровождается видео фильмом о художнице и методе ее работы.

В залах пустынно и тихо, почти никаких посетителей. Но отсутствуют не только посетители, но и охрана. Охранники, здоровые лбы в форме, болтают где-то в углу, не обращая на меня никакого внимания. Из «бабушек» только одна беременная девица дремлет на стуле.

Обошла всю экспозицию раза три,  с сожалением констатировав, что смотреть  больше нечего. Да, подумалось, не густо. А я-то отвела на посещение музея целый день, судя по его внешним размерам. А тут на тебе!

Пишу эти строки, сидючи в Эскола де музыка, Школе музыки. Здесь объявлен какой-то бесплатный концерт, как было пройти мимо? Насколько я поняла эта самая «Эскола» что-то вроде нашей Гнесинки, да и публика чрезвычайно напоминающая наших посетителей подобных заведений.

Долго отыскивала зал где должен был проходить концерт. Охранник буркнул какое-то слово, не разобрала что, поняла только, что надо подняться куда-то на лифте. Пошла наугад. Язык до Киева  доведет, особенно полу португальский, каким я тут пользуюсь. И дошла-таки. Уютный залик, удобные кресла. Народа немного, но все сплошь интеллектуалы.

На  сцену вышла какая-то американка. Я-то размечталась, что она скажет два-три слова, а потом будет сплошь музыка, оказалось все как раз наоборот. Почти два часа, со всеми подробностями она рассказывала  историю виолы да гамбы и лишь в самом конце исполнила на ней две коротенькие вещицы.

Слава богу переводчик  переводил ее речь на родной португальский, а то бы я совсем пропала.  Правда раздавались голоса, что перевода не надо, итак все понятно, но он видимо  отрабатывал свои часы и, на мое счастье, продолжал подробно переводить.

Когда все наконец кончилось, я поплелась в сторону дома. По пути забрела в уютный ресторанчик со столиками на улице, спокойно, уютно. Перед глазами улица Катете живет своей жизнью, в углу телевизор бухтит, вкусная еда, натуральный сок, что еще нужно для полного счастья! Насытившись и отдохнув, решила побродить по улицам просто так и, завернув за угол, почти тут же наткнулась на небольшой музейчик, оказавшийся Музеем фольклора, к тому же еще и бесплатным. Вот тут я засела надолго. Именно здесь и оказалась та самая самобытность, которую я так долго искала в магазинах, на Ярмарке хиппи и в других подобных местах.

Долго не могла оторваться  от  глиняных фигурок, изображающих различных народных персонажей и сценки из жизни. Например оркестрик-банда. Выразительные характерные позы, яркая расцветка, кажется еще мгновение… тут служительница нажала какую-то кнопу, и  музыканты оживились, пришли в движение,  заколотили в барабаны, завертели головами настолько натурально, что в какой-то момент мне показалось,  действительно послышалась музыка и пение.  Великолепно.

Второй этаж представлен коллекцией костюмов, которые принято надевать для исполнения самбы и в эзотерических церемониях,  Макумбе, Кондомбле. Вот уж где разгул фантазии и артистизма! А яркость красок! Впрочем, во всем есть нечто пугающее, устрашающее, может быть это вызвано самим назначением костюмов. Кондомбле, Макумба – обряды, связанные с древне-африканскими языческими религиями, которые вместе с рабами неграми перекочевали в Бразилию, под влиянием христианской религии несколько видоизменились, а в наше время стали чрезвычайно модными эзотерическими ритуалами,  превратясь в своеобразные театральные представления,  для привлечения широких слоев населения и особливо иностранных туристов. По всей  Бразилии, вполне легально, существуют объединения, братства посвященных, этих своеобразных религий, в которых под влиянием христианства, многие католические святые слились с образами языческих богов. Впрочем, эта   настолько интересная тема, что двумя словами не отделаешься, она требует очень  глубокого и чрезвычайно серьезного проникновения и освещения специалистов. 

А на улице накрапывал дождь. Прежде чем идти домой, я снова зашла в знакомое кафе на углу. Молодой улыбчивый парень помог мне выбрать из длинного списка  вкусный сок,  и довольная  прошедшим днем, я отправилась восвояси.

   САГА О ТОМ, КАК Я ПОКУПАЛА НОЖИК, В ОДНОМ ИЗ СУПЕРМАРКЕТОВ  БЫВШЕГО

   СТОЛЬНОГО ГРАДА РИО-ДЕ-ЖАНЕЙРО.

Одним солнечным и погожим днем, шла я по шумным и гостеприимным улицам славного,

заокеанского города, под названием Рио-де-Жанейро и думала, что же мне такое купить себе на память о кратком моем пребывании в краях сих благословенных. Смотрю, у меня по курсу гостеприимный супермаркет раскрыл свои двери… даже не двери, а стены, приглашая войти и купить что душе угодно.  Как было пройти мимо! Зашла и потерялась в его обширных кулуарах. Кругом открытые прилавки, а на этих прилавках чего только не навалено. И обувь и одежда, не говоря уж о более мелких товарах. Ходила я, ходила, смотрела товары – все купить хочется, но все нельзя,  в самолет не пустят. Вдруг,  глянулся мне ножик из какой-то мудреной стали, который и затачивать не надо, сам, когда нужно, затачивается.  Лезвие у него по острому краю слегка волнистое, блестит, ручка из черного пластика  тоже блестит – в общем, подарок для дикаря, ну как  не купить. Вот, думаю, в хозяйстве пригодится. Выбрала, какой приглянулся больше других и пошла кассу искать. Что бы все по закону сделать, деньги заплатить и страну свою незаконным поступком не запятнать.  Из всего своего прошлого опыта, я знала, что все кассы должны находиться у выхода,  значит там, где в нормальных странах находится стена и   дверь. Но, напомню, стена вообще отсутствовала, и никаких заград отрядов, турникетов, сторожей… Я растерялась. Вышла почти на улицу, неся  ножик в руке, в открытую, что бы все видели, что не имею намерения его украсть. Прошла мимо девиц, кокетничающих с охранниками – ноль внимания, им не до меня. Могла бы просто уйти, но мне стало обидно, что же это такое, никто на меня внимания не обращает. Подошла поближе к веселой группе, развлекающихся фунсионарио,  встала рядом. Ничего. Даже глазом на меня не скосили. Тут уж я набралась нахальства и почти возмущенно спросила, «а где платить?»    «Но фундо!» – отмахнулась от меня, как от комара, одна из девиц, «Внутри» – а где это внутри? Внутри универмага ничего даже похожего на привычные кассы нет, правда, в самом конце стоят столы с компьютерами,  за которыми работают какие-то молодые люди. Обратилась к более солидной сеньоре  и получила точно такой же ответ, «Но фундо» - и все. Поняв, что толку от них не добьюсь, но, уже закусив удила, – умру, но заплачу за  ножик – решила понаблюдать за покупателями. Смотрю, какая-то дама, набрав целую корзинку всяческой мелочевки, направилась в это самое «но фундо». Я за ней, а  она подошла к одному из  компьютеров, поставила корзинку на столик и молодой человек  принялся над ней колдовать. Так вот в чем дело. Покупка через компьютеры.  В Москве  я с такой торговлей еще не сталкивалась. Теперь понятно. Но почему все они расположены «но фундо», а не на выходе. Или эти компьютеры настолько дорогие, что хозяева боятся за них больше, чем за все товары вместе взятые? Наконец очередь дошла до меня, вернее до моего злополучного ножика. Молодой человек взял его и  тут началось…минуты три он чего-то искал в компьютере, потом на том же компьютере долго подсчитывал сдачу, потом принялся мой ножик тщательно пеленать во всякую оберточную бумагу. За это время  я успела проклясть ту минуту, когда мне взбрела на ум  нелепая мысль, купить  хоть что-то в этом супере. Но все в этой жизни имеет конец. Ножик, как некая драгоценность, был, наконец, тщательно упакован, положен в пластиковую сумочку вместе с чеком, и я направилась к выходу, в любую минуту готовая гордо предъявить свои законные права на этот ножик. Но что ты будешь делать – им все и всё до лампочки или может быть вид у меня до такой степени благонадежный, что ни одна собака даже заподозрить не может, что я в состоянии вытворить что-либо беззаконное? Вышла я из супера и поклялась, что больше ноги моей в нем не будет, тем более, что это не так трудно сделать, через несколько дней мне уезжать, а вернусь ли я когда сюда…- кто знает.

29.05.97г.

Утром мы с Буэно провели  в Нитерое, бывшей столице штата Рио-де-Жанейро.

Для умных напоминаю: В те далекие времена когда город Рио был столицей всей Бразилии, столицей самого штата Рио-деЖанейро (не путать с городом того же названия) был небольшой городок под названием Нитерой, расположенный на противоположной стороне бухты Гуанабара, напротив города Рио-де-Жанейро. Понятно? Все очень просто. А после того, как столицу перенесли в глубь страны (не только мы такие умные со столицами), Рио отобрал права у бедного Нитероя и сам стал столицей собственного штата Рио-де-Жанейро. Видимо, чтобы хоть как-то компенсировать историческую несправедливость.

Из Рио в Нитерой за полчаса можно доехать на небольшом пароходе, пароме и прочем водном транспорте. Всего-навсего пересечь пролив. Многие этим пользуются. Живут в Нитерое, работают в Рио, совсем как у нас в Подмосковье.

Недавно через бухту перекинули мост, протяженностью 14 км. Этакое чудо строительной техники 20-го века. Злые языки поговаривают, что денег на строительство моста убухали столько, что расходы вовек не окупятся, даже несмотря на то, что век уже на исходе, а за пользование мостом взимается плата со всего транспорта. Не знаю как насчет рентабельности,  но удобство от моста явное. На автобусе мы перемахнули с одного берега на другой всего за 15 минут. Не надо швартоваться, причаливать, страдать от качки и прочих неудобств водного транспорта.

Нитерой небольшой, но очень уютный городок. Невысокая застройка домов, прямые, четко распланированные улицы – все это привычнее и ближе европейскому сердцу. Подумалось, что если и жить в Бразилии, то непременно в таком городке. Впрочем, это относится не только к Бразилии, а ко всем  городам гигантам, будь то Рио, Сан-Паулу, Нью-Йорк или Москва. Может быть работать и развлекаться в городах гигантах еще куда ни шло, но жить постоянно очень тягостно. Я родилась в Москве, практически никогда надолго ее не покидала, очень люблю этот город, но в последние годы она стала настолько перегруженной, тяжелой, особенно центр, что порой хочется бежать из нее куда глаза глядят. Шум, духота, дышать, в буквальном смысле, нечем. Только в спальных районах еще и можно глотнуть свежего воздуха.

Мы неспешно прогуливались по Нитерою. Город был пуст, ни машин, ни людей, куда все подевались? Тихо и пустынно было даже в храмах. Это меня особенно удивило. Двери открыты, ни охраны, ни хотя бы полусонного сторожа – заходи кто хочешь. Буэно объяснил, что сегодня    большой церковный праздник «Тела Господня», не рабочий день.

Дошли до центральной авениды. Здесь шум и суета. Вот оказывается, где собралось все население города. Школы, колледжи, лицеи, дети и взрослые готовят широкую улицу для прохождения церковной процессии. Посреди мостовой разложены трафареты с изображениями Христа, Девы Марии, святых и служителей церкви. Поверх этих картонов  соответственно очертаниям рисунков, насыпается соль, песок, уголь, мел, опилки и прочие подсобные материалы, смешанные с красками. В результате получается впечатляющее зрелище – огромные панно прямо на асфальте, похожие на мозаики или витражи. И взрослые, и ребята очень стараются, потому что одновременно проходит конкурс на лучший рисунок, за который победитель, естественно, получит премию. Панно занимают  большую часть улицы, всю середину. Я поинтересовалась, а где же пойдет  процессия? Процессия пойдет по краям, стараясь не испортить рисунки, а если и испортит что-либо, то все равно их к вечеру, после окончания праздника, сметут в мусор. Несмотря на это и взрослые, и ребята работали очень увлеченно и дружно. Я даже позавидовала. Вот чего нам очень не хватает, ведь подобная совместная игра, так же как и работа, очень сближает людей.

Полюбовавшись на удивительные панно, мы отправились в большой Катедрал, местный Кафедральный собор. Здесь проходил обряд причащения. Тут я опять рот раскрыла от удивления. Это  действо сопровождалось современной музыкой, настоящей рок группой из нескольких молодых ребят. Электрогитары, ударники – все, как полагается. Под звуки медленно вальса, прихожане, слегка пританцовывая - а почему бы и нет, как говорится, кесарю – кесарево ...- неспешно продвигались к алтарю, где священник выполнял, положенный в таких случаях ритуал.

Никто не выказывал ни  нетерпения, ни раздражения – хорошо.

Домой, в Рио мы возвращались морем. На барке, то бишь пароходе, пересекли залив Гуанабара. Красота вокруг… Описывать не берусь. Самое неблагодарное занятие на свете – это описание природы, такое даже у маститых писателей не получается, что бы там ни говорили досужие критики. Поток слов, эпитетов, метафор и прочих изощрений, а впечатление – нуль. Оставим это дело на совести художников, фото и кино объектива, им слов не нужно.

Во второй половине дня мы с Галей, пообедав в шикарном ресторане, отправились в парк «Боа Виста», бывшее имение бразильского императора Педро Второго, откуда его выкатили в 1889 году.

Немного истории:

Бразильский император? Кто такой, откуда? Бразилия – империя? Да, представьте себе! Это одна из интересных страниц в истории страны.

Дело было в начале 18 века. Во времена Наполеоновских воин. Мы хорошо знаем  войну 1812  года,  Ватерлоо, Аустерлиц, и забываем, что Наполеон  прошелся, практически, по всей Европе и основательно «наследил» в ней. Не осталась в стороне и маленькая Португалия, владычица гигантской Заморской провинции, в дальнейшем, Бразилии. Так вот, в один прекрасный момент французские войска захватывают Португалию. В то время там правит принц-регент дон Жоан. Говорят, что он был сибарит, человек, любивший вкусно поесть и вообще жить  вальяжно, не обременяя себя королевским этикетом и прочими тягостными обязанностями, связанными с официальным принятием королевской короны. Посему до конца жизни он так и остался  принцем-регентом.

 При приближении неприятеля, в Лиссабоне началась паника,  перед королевским двором встал вопрос, что делать? Куда спасаться?  И тут вспомнили о заморской провинции. О Бразилии. Туда-то уж точно Наполеон не сунется, по крайней мере, в ближайшие годы. Королевский двор грузился на корабли в такой спешке, что забыл прихватить с собой  даже самое необходимое, в том числе и  продовольствие. Говорят, в долгом плавании многим пришлось, ох как  туго. Всем, кроме дона Жоана, конечно, этот поесть любил, и на его корабле с продовольствием все было в порядке.

Претерпев ряд приключений, они добрались до Бразилии в январе 1808 года.

И тут выяснилось, что  страна, как колония нет ни своей промышленности, ни армии, ни флота, а все имеющиеся порты открыты только для португальских кораблей. Понятно, что королевский двор не мог существовать в таких условиях. Надо было что-то делать, как-то менять порядки. Принц-регент начал с того, что объявил о создании Объединенного королевства Португалии и Бразилии, посему открыли порты для иностранных судов, а для принятия  иностранцев образовали Дипломатический корпус. Попутно пришлось  заниматься созданием армии из местного населения и дать разрешение  на развитие промышленности.

В целом круто изменился сам статус страны, из колонии она, неожиданно, стала империей.

Но  так же неожиданно встал немаловажный для придворных вопрос, где разместить королевский двор. Надо думать, что народу в нем было немало, как в каждом таком, уважающем себя, дворе. К тому же благородные дворяне, почему-то, привыкли жить не меньше, как во дворцах.  Где же  их взять для всех. Надо понимать, что в этот период в Бразилии «дворцов» было не густо. И тут вышел рескрипт. Придворный, мог написать на доме, который ему понравился две буквы P.R. начальные буквы Принц-регент, что бы дом перешел в пользование двора. Правда, зубоскалы  тут же перевели эту абревиатуру, как «punha-se na rua», что означает – «катись на улицу». Почему-то  народ этот самый двор  не полюбил  с самого начала.

Но тут Наполеона разбили, и Португалия стала требовать, что бы Бразилия вернули ей королевский двор, а сама снова стала колонией. Но не тут-то было. Бразильцы, распробовав свободы, показали португальцам большую фигу. Впрочем, сам двор, вместе с доном Жоаном они с большим удовольствием отослали обратно, оставив у себя, на всякий случай, его малолетнего сына.

С этого момента в стране начался активный процесс борьбы за независимость.  Португалия спохватилась, прислала в непокорную колонию военный флот и войска, но бразильцы дрались за независимость на полном серьезе. Были и славные битвы и бессмертные герои. Все как полагается. Сражались даже женщины. Марию Китерию знает каждый бразилец, так же, как мы гусар-девицу Надежду Дурову. Отважная амазонка, переодевшись в мужское платье, принимала участие в сражениях, пока ее не разоблачили. Но и разоблачив, из армии не прогнали, разрешили сражаться, но с условием, что бы она поверх штанов носила короткую юбку – чисто мужское решение, хоть чем-то, но подчеркнуть свое превосходство.

И вот 7 сентября 1822 года Бразилия, наконец, официально стала независимым государством, причем империей. К этому времени сын дона Жоана вырос и стал первым бразильским императором Педро 1, то есть Петром Первым. Он пытался установить в Бразилии абсолютизм, и вообще правил настолько не умно, что против него взбунтовались собственные войска и народ. История повторилась. Педро 1 посадили на корабль, как и его папашу и отправили в Португалию, оставив себе, на всякий случай, его малолетнего сына.  Долгое время, пока тот не вырос, страной правили многочисленные регенты, и так всех достали, что специальным указом было досрочно объявлено о совершеннолетии принца-подростка, и он  стал императором Петром Вторым. Ему тоже не хватило ума или мудрости, и он «доправился» до того, что его  просто выгнали  с престола, а заодно  из его же собственного дворца. Правда,   его уже  никуда не отправили, вероятно потому, что он родился в Бразилии и по рождению считался бразильцем. К тому же в самой Португалии правил вполне законный король и лишний претендент на трон никому не был нужен.

С тех пор бывшая королевская резиденция  стала «народным достоянием», а в самом дворце открыли музей. Музей про ВСЕ. От динозавров до космоса. При входе посетителей встречают гигантские чучела или остовы доисторических ящуров, тут же представлена экспозиция огромных метеоритов, карты луны, Марса, спутников Юпитера и других планет солнечной системы. Видно бразы уже там побывали, чего с них взять, с  потомков знаменитых португальских авантюристов – в них тяга к неведомому в печенках сидит.

 Много подлинных вещей и предметов быта диких племен, как самой Бразилии, так и других континентов, включая Австралию. Много витрин, где демонстрируются  подлинники из Древнего Египта, имеется даже несколько саркофагов и мумий. Правда с одной из мумий случилась беда. Из-за потопа или протечки в самом музее, ох уж эти наши музеи, мумия промокла, что называется до костей и в настоящее время ее стараются просушить и законсервировать снова.  Да,  в Бразиландии тоже живут «наши люди», лишний раз убедилась я, и ничто «совковое» им не чуждо. Потому как «наш человек» он и в Бразиландии «наш».

Музей преогромный, чем-то напоминает наш ГИМ, Исторический на Красной Площади, но…В этом-то «НО» все дело. Экспозиция примерно годов 50-х, видимо с того времени ничего не менялось, а уж говорить о самой усадьбе и особенно дворце  просто не хочется. У меня сердце кровью обливается, когда вижу подобное отношение к памятникам культуры. Напрашивается невольный вывод, видимо это закономерность, когда «народное достояние» – не жди ничего хорошего, разруха, оскудение, нищета и что больше  всего удивляет, чудовищное безразличие к своему же, можно сказать, куску хлеба. Все обшарпанное, неухоженное, грязное. В городе, где всегда, особенно летом, пропасть туристов, из подобных дворцов такие деньги можно извлекать! Может и извлекают, только куда они деваются? Ладно, походили, поговорили и решили отправиться в зоопарк, благо что он тут же рядом расположен.

А зоопарк-то оказался намного более ухоженным, чем музей. Зверья различного много, особенно, что называется местного разлива. Жакаре, мелкие крокодилы, обезьяны  явно чувствуют себя господами и головы в сторону посетителей не повернут. С удовольствием пообщались с жирафом, который единственный из всех обитателей хоть как-то заметил наше присутствие, может быть потому что это была жирафиха, да притом одинокая?

А в самом парке вовсю шло народное гуляние в честь праздника «Тела Господня». Впечатление, что все это происходило где-нибудь у нас в Кусково или в Сокольниках, например. Все то же самое. Шураско, местные шашлыки, пикники на лавках и траве, орущие магнитофоны и прочие непременные атрибуты каждого такого праздника. Мы с Галей все-время говорили по-русски, и я до того забылась, что когда вошли в метро, сходу попросила в кассе билет тоже по-русски. Кассир аж глаза от удивления разинул.

День получился очень насыщенным и интересным.

30.05.97.

Утро солнечное, дождь,  слава богу, кончился. Сегодня впервые проспала всю ночь до 6 утра, не просыпаясь. Похоже, что перехожу на новый часовой режим.

Буэно ушел на работу. Договорились встретиться  в метро, на станции Уругуайана. Его компаньонка Дарси, с которой я познакомилась накануне в его офисе, вызвалась показать мне город с колес, у нее своя машина.

Вторая половина дня.

Буэно проводил меня до станции Ботафого и сдал на руки Дарси, маленькой, шустрой, чрезвычайно раскованной женщины. Машина сама по себе, Дарси – сама по себе.   С самого начала нам не повезло, начался дождь, да еще какой! Но Дарси это не остановило.

Мы плутали по улицам Рио под почти непроницаемым ливнем. Сквозь пелену дождя, в свете фонарей, словно потусторонние фантомы, прорисовывались очертания улиц, домов, площадей и перекрестков. Рассмотреть что-либо более подробно было просто невозможно.

Дарси болтала без умолку, половину  не могла разобрать.

Пожалуйста, говорите помедленнее! – попросила я ее.

Хорошо. – согласилась она и замолола с еще большей скоростью.

Если это называется «помедленнее», подумалось мне, то какая же ее настоящая скорость разговора. Чувствую, прерывать бесполезно, единственно что мне оставалось, если не понимать, то хотя бы угадывать суть ее рассказа. Видимо, это мне удавалось, потому что получалось, что мы вроде бы как беседуем.

Дарси перемежала рассказ об  архитектуре города с историей своей семьи и через полчаса я уже знала всю ее родословную, узнала, что машина принадлежит ее дочери, что она три года не сидела за рулем и прочее. Ничего себе « три года не сидела за рулем», создавалось впечатление, что она из-за него не вылезала, и не то что бы была одним целым со своим «росинантом», но настолько доверяла его умению и интуиции, что не считала нужным управлять самой, зачем, он лучше знает, как и куда ехать.

В дальнейшем я смогла убедиться, что подобное «вождение» автомобиля является не то традицией, не то национальным спортом бразов не только в Рио, но и в других городах.

Наконец дождь стал притихать. В это время мы миновали фешенебельные районы и, как мне показалось, выехали за город. Ничуть не бывало, оказалось – это просто другой район, отделенный от других массивом гор. В толще горы пробиты огромные туннели на двух уровнях, благодаря которым встречные потоки машин не пересекаются. По верхнему – машины идут в одну сторону, по нижнему – в обратную. Затем мы выехали на океанское побережье и долгое  время ехали   вдоль знаменитых на весь мир пляжей. В это время года  пляжи пустуют, многочисленные барракиньос, что-то вроде наших торговых киосков,  закрыты, сыро и пусто кругом, отсюда создается впечатление поздней осени, даже немного грустновато. Но Дарси все-таки умудрилась найти один работающий киоск, остановилась возле него, чтобы угостить меня кокой, то есть кокосовым орехом. Продавец слегка расколол орех, вставил в отверстие трубочку и с улыбкой протянул мне. Довольно вкусная жидкость, правда молока на дне не оказалось, видимо орех  не совсем дозрел. Что делать – не сезон.

На одном из пляжей, пользуясь тем, что дождь кончился, мы вышли из машины. Тут я впервые в жизни встретилась лицом к лицу с океаном, а не с каким-то там заливом, как раньше. Ну, это я вам скажу, впечатление! Огромные до небес волны обрушивались на песок, оставляя после себя кипящую пену. День был мрачным и весь горизонт казался молочно-серым. Впечатление грандиозное. Вспомнилось первое впечатление от Черного моря у нас на юге. Оно показалось мне чрезвычайно маленьким, и горизонт весь вот тут, рядышком, и кораблик вдали какой-то игрушечный. Как будто все было сделано понарошку, только позднее я начала понимать и видеть всю мощь и силу природы моря, в начале же испытала разочарование. Может быть сыграла привычка к просторам средней,  равнинной полосе, когда стоишь среди этого гигантского пространства и чувствуешь себя даже не мошкой, а чем-то таким мизерным, что и передать невозможно. Обожаю воздух и большие просторы без конца и края. Нечто подобное я испытала и при виде Атлантического океана. Силища…даже не знаю какие придумать эпитеты. Попыталась «поиграть» с волнами – не тут-то было, они меня так окатили – едва успела убежать, мокрая до колен.  Это тебе не море, а океан, с ним шутки плохи. Вода теплая, как мне показалось, невероятно  мягкая, почти до невесомости. Пожалела что не взяла купальник, так хотелось полностью подставиться под волны. Дарси смеялась, глядя на меня, а потом почти силой усадила в машину и повезла смотреть какой-то знаменитый  шопинг.

 Шопинг действительно оказался гигантским, в несколько этажей зданием, со специальной стоянкой для машин на первом уровне. Шикарно, но  стандартно. Я подобного шика в Москве успела наглядеться. Вот вид с галереи на соседнюю гору действительно оказался потрясающим. Огромная гора  до половины поросшая лесом, а выше – голый почти отшлифованный до блеска камень. Говорят, что здесь тренируются альпинисты, что же, очень похоже.

Мы поехали дальше,  вдоль знаменитых пляжей. Миновали  Леблон, Ипанему, еще какой-то пляж и наконец  выехали на прославленную Копакабану.  Да, он достоин своей славы. Очень красивое место. В этом месте море делает этакий плавный поворот, на котором   выстроились в ряд белоснежные высотки. Зрелище впечатляющее. Вечерело и высотки в  сгущающихся сумерках  выглядели почти ирреальными, производили  почти  мистическое впечатление.

Затем Дарси пригласила меня отужинать в шикарном ресторане, где за нами ухаживали, как за важными персонами. После ужина Дарси довезла меня домой, и мы с ней тепло распрощались.

Дома я скоренько переоделась и помчалась во что-то похожее на Дворец культуры Сесилии Мередес, известной бразильской  поэтессы. Уже 10.00 вечера. Хочу спать. Допишу завтра утром.

31.05.97. Утро.

Выглянула  в окно –  мужик тротуар моет.

Вчера Буэно купил мне билет до Бело Оризонте на 3 июня. В Рио остается жить почти три дня

Вчерашняя поездка по городу – сказка из тысячи и уж не знаю сколько дней. Мягка удобная машина, которую Дарси постоянно ругала и чуть было не угробила, когда швартовалась в Шопе. Долбанула ее о  какое-то железо, наваленное у парапета, что-то уж очень по-русски, она его, естественно, не заметила. Я завидовала ее раскованности и уверенности в себе. Дарси чрезвычайно легко входить в контакт со всеми, в том числе и с охранниками, ведет себя так, как будто они ей должны все делать, и ведь делают же. Долбанула машину – служитель тут как тут, они вместе долго  что-то обсуждали. У нас дождешься какого-нибудь интереса, я не говорю уже о помощи. Пришли в ресторан – она хозяйка, и весь персонал перед ней расстилается за милую душу. А у нас у всех комплексы, как бы не выгнали. У них все двери исключительно для того, что бы их открывали, а не  что бы на них замки вешать. И люди входят, не сомневаясь, не думая, что их могут не пустить. А мне по совковой привычке все хочется спросить, можно ли, сама себя за язык кусаю, переламываю и вхожу, как будто так и надо – а действительно,  так и надо.

За окном опять дождик, зря мужик тротуар мыл.

Так вот, вчерашний концерт. Само здание, где он  происходил современное, каких сейчас по миру сотни.  Я их  достаточно на своем веку  навидалась, причем не только  в Москве. Типовой проект, разработанный кем-то раз и навсегда, может в нашем же КБ. Никаких излишков, даже слишком суровая простота и конструктивность,  глазом зацепиться не за что. Прямые линии зала и сцена – и все тут.

Сам концерт был посвящен 10-летию  оркестра «Петробраз». Насколько я поняла,  государственное  нефтяное объединение «Петробраз»,  имеет свой оркестр, того же названия, которому исполнилось 10 лет. Впрочем, меня это не очень-то и интересовало, кто кому принадлежит.

Оркестр и хор исполняли ораторию Генделя, исполняли хорошо, на должном уровне, и длилось это действо часа полтора.  Очень интересно было наблюдать за публикой, до удивления знакомой, такой  же, как  и в Москве на подобных мероприятиях, только больше смуглокожих, а все остальное - выражение лиц, манера поведения, одежда – ну чем не московские  меломаны. В результате я полностью отключилась, забыла, где нахожусь, и только слыша шепот не по-русски, встряхивала головой, что бы напомнить себе, что это не Москва, а  совсем наоборот – Рио-де-Жанейро.  О каждой стране существует расхожее представление,  если Россия, то непременно медведи на улицах, самовары и прочие атрибуты, Бразилия – естественно карнавал, футбол. Все это так, но, как известно, у монеты  всегда две стороны, а уж в жизни  этих сторон не перечесть. Как я успела заметить, в том же Рио существует активный пласт интеллигенции, которая, так же как и московская, шастает по выставкам, концертам, с упоением слушает Моцарта, Генделя, Баха, Чайковского, любит балеты и оперу, что, впрочем,  не мешает ей увлекаться футболом и самбой. Одно другому не мешает.

Концерт закончился довольно поздно, затемно,  поэтому пробиралась  домой очень сосредоточенно, стараясь не  обращать на себя внимания. Ночные улицы действительно таили много опасностей, такого количества бомжей и странных личностей я еще не встречала. Наблюдала как многие устраиваются на ночлег прямо на тротуарах, под любым мало-мальски пригодным навесом от дождя, кто на чем, на видавших виды матрасах, подстилках или просто разломав для этой цели,  картонные ящики. До  дома хоть и недалеко, но идти одной страшновато. Слава богу,  добралась без ненужных приключений.

 Вечером того же дня.

Утром мы с Галей отправились в район «Копакабана», где роятся во множестве маленькие магазинчики сувениров. Украшения из драг металлов,  самоцветов, изысканные панно из крыльев бабочек – полное изобилие экзотики. Обошли несколько, прежде чем остановились на одном, где  нам обещали сделать скидки.   Купить хотелось все, но сама себя остановила, впереди еще  много интересного, надо  поберечь деньги, тем более что Минас Жерайс, куда  я должна поехать, штат где эти самые  самоцветы добываются.

Потом мы отправились на так называемую Авениду Атлантико, на  знаменитый пляж «Копакабана», который я вчера обозревала из окна машины. День распогодился, и я опять пожалела, что не взяла купальник, погода типично московская – не угадаешь, с утра прохладно и дождливо, а затем целый день тепло и солнечно.

По пути зашли в  шикарный ювелирный магазин, где «за хозяйку» наша Татьяна,  поговорили, попили кофейку  и отправились дальше. Остаток дня провели в гигантском Шопинге, шатаясь от витрины к витрине, любуясь дорогими вещами, прицениваясь. Здесь я увидела наших матрешек,  не из лучших, так называемые жженые, не традиционные, а современные, стоят очень дорого.

Пообедав здесь же в шопинге, мы отправились по домам.

01.06.97.

Сегодня мой день рождения. Сижу в саду возле Музея де Арте Модерна, в новых босоножках, подарок самой себе, купила вчера. Очень удобные.

Только что распрощалась с неожиданным поклонником. Утром, выйдя из дома, решила не брать никакого транспорта, а пройтись вдоль набережной до музея, тем более, что  несколько дней назад приметила, как туда добраться пешком. Утро солнечное, народа много, значит не опасно.

Иду себе по набережной не торопясь, любуюсь видами, фотографирую. Вдруг, чувствую, что крутится вокруг меня какой-то абориген в шортах и с полотенцем на шее. Местный «морж», наверное.  Я не то, что бы руки в ноги, а все-таки пошла вперед более целеустремленно. Дошла до музея. Здание огромное, неужели они столько модернового искусства накопили, думаю, но где же вход? Оборачиваюсь – «морж» тут как тут. Улыбается. Деваться некуда. Где, спрашиваю, скажите пожалуйста, вход в музей. Рукой показал, а сам в свою очередь спрашивает, «Вы – говорит, - полонеза?» Почему «полонеза», вот уж никакого отношения к полякам я точно не имею. «Нет – отвечаю, - но близко к этому», имя ввиду наше общее славянское происхождение. «Симпатика, симпатика! Я – говорит, - не женатый, выходите за меня замуж». Музей открывался в 12, времени до открытия навалом, так мы с ним почти 40 минут ходили по кругу. Я от него, а он за мной. И все одно и тоже, я да вы, да мы. Я не чаяла, когда же музей откроется. Наконец попрощался «Воа виажень» и пошел восвояси.

Утро изумительное, с утра дождило, а сейчас тепло и солнечно. Набережная широкая, привольная, отдыхающие на лавочках, велосипедисты, яхты на море. Мечта, а не жизнь. Уезжать из Рио не хочется! И почему мне говорили, город грязный, обшарпанный,  воняет …И не грязный, а только местами, и не обшарпанный, а так  кое-где, и не воняет, а лишь временами!

Зато люди приятные, тепло, уютно. Что еще душе надо! Ага, уже «мейа диа» – пора в музей.

Я в музее. Попала не без затруднений, в кассе не было сдачи, пришлось бегать по окрестным кафе менять деньги. Зато в киоске купила небольшую книгу о скульпторе Алейжадиньо, но об этом в свое время.

Так вот Музео де Арте  Модерна. Огромное современное здание, как говорят наши хозяйственники, обширные «площадя». Что-что, а уж «площадя» тут любят, не меньше нас,  но в отличие от наших подобных  помещений, московского Манежа, к примеру,  здесь они  не очень заняты экспозициями.  Прямо сказать жидковата-с экспозиция.

В целом музей представляет из себя несколько больших залов на разных уровнях. Внутри временные перегородки, белые щиты, на которых укреплены картины. Освещение  верхнее,   

направленное, отдельные фонари, пол – гладкий, черный линолеум.

Наверх ведет большая полукруглая, металлическая лестница, расположенная  в центре зала. Кстати о лестницах. Любовь бразов к этаким вычурным лестницам, похоже неистребима  и не поддается описанию.  Почему они даже обычные лестницы превращают в  некое подобие чуда эквилибристики, видимо останется для меня загадкой навсегда.

На третьем этаже хорошо представлены бразильские художники Кавальканти и Портинари.

Из известных иностранцев, Роден – маска, Бурдель – рука, Джакометти и Бранкузи – как известно все скульпторы.

Несколько слов об изобразительном искусстве… (продолжение)

Начало 20-го века было, мягко говоря, бурным для всего мира, ломались всяческие устои и представления во всех областях жизни,  в том числе и в изобразительном искусстве.  И хотя Бразилия, географически, очень далека от Европы, но и она не избежала общей судьбы. Как говорится, появились новые тенденции и новые веяния.  В данном случае эти самые веяния явились в виде нашего, тогда еще, соотечественника из Литвы, художника Лазаря Сегалла. Даю его имя в принятом в Бразилии написании.  Лазар Сегалл родился в Вильно  в1891г., учился в  Берлине и  Дрездене. В 1912 году, предчувствуя ужасы войны, он создает известный цикл картин «Корабль эмигрантов», «Война», «Концентрационный лагерь», «Осужденные». Первый раз Сегал приезжает в Бразилию в 1913г. и  я его выставка в Сан-Паулу произвела сенсацию. До сих пор в работах бразильских мастеров превалировал литературный сюжет – это было обязательным. Своим искусством  Лазар Сегалл утверждал - главное  в творчестве -живопись, непосредственность видения художника,  внутренняя чувственная  связь индивидуума с миром.. С 23 года Сегалл  постоянно живет в Бразилии  и  в его работах появляется  бразильская тема.  После его смерти в 1957 г., в Сан-Паулу, в его мастерской был создан музей.

Вслед за выставкой Сегала, в 1917 состоялась выставка бразильской художницы Аниты Мальфати (1889- 1964г.г.) в Сан-Паулу, которая привела в ужас консервативных художников. Анита Мальфати долго жила и училась в Германии и США и там набралась «вредных» идей, причем в Америке она познакомилась со многими известными творцами того времени, среди которых фигурируют такие особенно интересные для русских имена, как Айседора Дункан, Горький и Дягилев. Ее экспрессионистические и кубистические полотна вызвали бурю возмущения и негодования среди тогдашней критики.. Даже столь прогрессивный автор, литератор и публицист, как Монтейро Лобато осудил творчество Аниты Мальфати . Почему-то всех, в том числе и Монтейро Лобато, особенно раздражал  портрет «Женщины с зелеными волосами». Вот если бы черные, светлые или каштановые… а тут зеленые! Не предполагал писатель, что буквально через несколько лет женщины будут носить  на своей голове буквально все цвета радуги, никого при этом не удивляя.   Он резко разделил всех художников на две группы: тех, кто видит природу нормально и тех, кто ненормально.

Тем не менее, несмотря на бурные протесты общественности, искусство окончательно освободилось от влияния религии, литературы и начало отстаивать свою независимость.

В 1922 году, в Сан-Паулу состоялась, так называемая, Неделя Современного искусства, которая подтвердила и окончательно провозгласила свободу творчества.

 Возрастает, естественно, и интерес к национальной тематике. Тарсила до Амарал (1886-1973), в то время молодая художница, живя в Париже и выступая  против французского интернационализма, утверждала, что чувствует себя  все более бразильянкой: «хочу быть художницей моей земли…»- писала она. В ее картинах появились действительно бразильские элементы, «прямой свет, жесткие (твердые) краски, твердые линии, весомые объемы. «Живопись действительно наша» - писала о ней тогдашняя критика.  Анита Малфати  одна из первых художников предпринимает поездку в «бразильскую  глубинку», штат Минас-Жерайс, для изучения культурного прошлого страны. Место действительно замечательное, сыгравшие огромную роль в истории Бразилии, но подробнее изложу позднее, тем более, что главной целью моей поездки  является посещение именно данного штата. Тарсила множество раз бывала в Европе, в начале как ученица, затем как признанная художница,  участница  многих выставок, в различных странах проходили ее персональные выставки. А в 1931 году она выставлялась в Москве. Как это произошло, по каким каналам? Не знаю.  Был такой эпизод в жизни художницы.   Сейчас Тарсила, наряду с Анитой Малфати и Сегалом считается классиком бразильского искусства.

30-е годы 20-го столетия  во всем мире характерны огромным интересом к так называемому социальному искусству. Социальная тема завоевывает буквально все виды культуры начиная с литературы и кончая музыкой. Думаю, все еще помнят «классическую» историю, как ее нам преподавали в советских школах. Социально - экономический фактор, считался  главным для развития всех проявлений жизни на нашей планете, других причин просто не существовало. Сейчас, правда, начался  крен в другую сторону и идет полное отрицание того самого пресловутого фактора. Но, как говорится, каждому овощу свой фрукт. Это не мое дело. Пусть соци и прочие ологи разбираются в подобных тонкостях.

 Так вот, в 30-е годы в искусстве имела место так называемая  социальная тема, как во все мире, так, естественно и в Бразилии, и тема эта вдохновляла многих художников, причем абсолютно убежденных в своем творчестве, искренне верящих в правоту рабочего класса, который в эти годы, поверив в идеи социализма и советского строя, начал играть значительную роль  во всех странах. Эти факты общеизвестны, и никуда от них не денешься. Да и движение это было отнюдь не бесплодно. В изобразительном искусстве Бразилии, например,  в это время появляются художники мирового класса,такие, например,  как Портинари и  Де Кавалканти

Кандидо Портинари (1903-1962) многое переняв у мексиканских монументалистов, стал, как когда-то  было принято говорить, пионером демократической монументальной живописи Бразилии. Его направление – это героика труда. Живопись мощная, сильная, яркие сочетания цветов, объемность формы.  Он работал над росписями Министерства образования в Рио-де-Жанейро, в 40-х годах создает произведения, посвященные голодным походам трудящихся Бразилии, росписи в колледже города Катагуазис, посвященные национальному герою Бразилии Тирадентису, за которые получил Золотую медаль мира.  Создает «муральас», монументальную живопись,  не только в самой Бразилии, но и в других странах, в Нью-Йорке, для бразильского павильона Международной выставки, в Лиссабоне, для здания ООН

Эмилиано ди Кавальканти (1897-1976)- так же один из классиков бразильского искусства, известный в истории мировой культуры, так же как и Портинари, кариока , т.е. родился в Рио.

Так же организатор и участник знаменитой Недели изобразительного искусства 22 года, был ответственным за ее программу, каталог и выставку. Его жизненный и творческий путь был типичным для большинства бразильских художников того времени, учеба в Европе, в основном во Франции, знакомство с лучшими художниками того времени, овладение принципами современного искусства. На родине участвует в многочисленных выставках и бъеналях, издает книги воспоминаний. Критика называет Кавальканти одним из важнейший живописцев страны и своего времени, сумевшего воплотить в своем творчестве внутреннюю суть бразильского народа.

02.06.97. утро.

Вчерашний день выдался очень  удачным. Впрочем, здесь все дни удачные. Много тепла, солнца, голова  пустая, забот – по нулям. Завтра отправляюсь в Бело.

Вчера  Галя возила меня на Сахарную голову, Пао-де-Асукар. Это целое путешествие. Район, где находится эта гора, называется Урка – так в старину назывался нос корабля. Урка с трех сторон  отрезан от города горами, являя собой как бы полуостров. В этот район можно пройти и проехать только по одной дороге, которую легко перекрыть, кроме того, здесь находится  Школа моряков и вообще много военных, так что это самый спокойный район города – бомжам и прочим криминалам здесь делать нечего.

Поднимаются на «Голову» в чем-то  напоминающем стеклянную бочку, висящую на железных канатах. 15 реалов туда и обратно. Интересно, что во всех общественных местах, где требуется плата за проход, установлены забавные вертушки, в метро, в автобусе, здесь. Каждый ее поворот – один пассажир – своеобразный счетчик – не обманешь. Нечто подобие вытянутой руки с… не знаю, сколькими пальцами. Один из них  закрывает дорогу, суете билет в специальное отверстие,  и палец  легко поддается и опускается вниз, в этот момент нужно  исхитриться проскочить, пока следующий палец, поднимаясь, не влупил вам по заду. Через пару дней жизни в Рио я так наловчилась, что мне в дальнейшем удавалось просклизнуть через эту «мясорубку» без потерь.

Забыла сказать, почему «Сахарная Голова» носит такое название. Она действительно по своей форме напоминает дореволюционную сахарную голову, то есть  большую  глыбу сахара, которые продавали купцы в своих лавках. Даже я в детстве  помню, как бабушка  раскалывала крупные куски сахара специальными щипцами, правда это была не «сахарная голова», но все-равно – очень вкусно!

 «Голова» – это собственно даже не одна гора, а две спаренные горы, одна пониже, а другая, собственно «Башка» – повыше.  Ошиблась, написала «башка», а может быть так лучше?

Вначале «бочка» подняла нас на более низкую  и более пологую гору, там пересели в другую «бочку», и в ней уже достигли той самой «Башки».

Поражает обихоженность этих двух площадок. Небольшие садики с террасами для обзора, магазинчики сувениров, кафешки и даже шикарный ресторан с очень приличным туалетами. Бочки поднимаются и спускаются каждые полчаса,  никто не торопит, можно оставаться на любой площадке сколько хочешь, по желанию. Мы с Галей долго любовались вечерним Рио. В заливе, кажется проходили какие-то соревнования, потому что виднелось множество парусных лодок. Вечерело, вдали начали зажигаться огни и вскоре весь город засверкал   драгоценными  хрустальными переливами.

Немного истории:

Именно здесь, в этом месте и было положено когда-то начало славному и, в недавнем прошлом, стольному граду Рио-де-Жанейро. Все так просто. Плыли португальцы на своих бригантинах, каравеллах вдоль побережья, глядь, в океан что-то  мощное вливается. Решили – река, Рио по-португальски. Дело было в январе, а точнее аж 1 января 1502 года от Рождества Христова. И не мудрствуя лукаво, так и назвали эту воображаемую реку Рио-де-Жанейро, то бишь,  Январская река. Позднее, конечно,  разобрались, что никакая это не река, а огромная бухта, залив Гуанабара, но менять название не стали. Зачем? Звучит романтично, особенно для нас русских, вспомните хотя бы Остапа Бендера.

Вначале португальцы обосновались на островах, построили крепости, укрепления, ведь надо  было не только местных аборигенов с насиженного места выкинуть, но еще и воевать с французами, которые тоже на эти места  глаз положили, укрепились на одном из островов и даже сумели подружиться с местными индейцами.

Это противостояние с французами продолжалось до середины 16 века. Только в 1566/67 годах  португальцы отделались от нежелательных жильцов, полностью освободили район от «французских завоевателей», и  было положено  начало основания  современного города Рио-де-Жанейро.  Этой датой принято считать 1 марта 1565  года. Основание Сан-Себастьян-до-Рио-де-Жанейро  - таково полное название этого города.

С Сахарной головы  хорошо просматривается выход из бухты в океан, который стерегли  крепости на  двух островах.  Рассказывают, что в стародавние времена этот выход между островами перетягивали цепями, дабы предотвратить нападение пиратов и других недружелюбных кораблей на молодой город. Говорят, что эта мера была довольно эффективной, только однажды  пиратам  все-таки удалось прорвать эти цепи,  напасть и разграбить город.

Оказывается, города, как и люди, имеют свою биографию, свою судьбу. У одних  век короткий, едва возникнув и блеснув,  как  бабочки однодневки, они умирают в безвестности. Другим суждена жизнь  долгая и славная. Чем это определяется? Говорят, энергетикой места. Может быть, кто знает? Но место расположения  Рио действительно необыкновенное, как говорится,                      благодать здесь словно разлита в воздухе. Океан, природа, климат – все располагают к процветанию, к благополучию, но… вечно это пресловутое НО. Когда-то в советский период наша пресса очень любила  заголовки вроде: NN – город контрастов или что-то в этом роде. Так вот Рио действительно город контрастов. И  не то, что бы они меня уж очень шокировали, у нас их в последнее время не меньше, но свое родное как-то не замечается, привычнее что ли, а тут…Вот, к примеру, сегодняшний случай. Шла я по набережной. Хорошо, красиво, но почему-то пустынно. У нас в таких местах пропасть народу, а здесь – никого. Одни машины мечутся, да кое-где бомжи обозначаются. Дошла до центра и решила посидеть в небольшом парке. Открытое место, много зелени, фонтан с дельфинами – все располагает к посидеть и отдохнуть. Люди в спортивной одежде бегают, рабочие  работают. Села на лавочку,  и принялась рассматривать только что полученные фотографии. Сижу наслаждаюсь. Тут подходят ко мне двое мужиков, из работающих здесь же.

-Вы, спрашивают, сеньора не бразильянка? Ходите здесь одна, в часах и кольцах и не ощущаете опасности. А здесь очень опасно. Могут напасть, и если вы будете сопротивляться, убьют. И никто не поможет.

И дальше в таком же роде,  рассказали что-то про полицию, которой мало платят – и здесь та же песня - заставили часы и кольца снять и в сумку положить. Я поблагодарила их и, пообещав, что так и впредь буду поступать, отправилась дальше.

В Ливрарии, книжном магазине, купила отличную книгу об Алейжадиньо. Но не ту, какую  видела раньше, а другую, с хорошими цветными иллюстрациями, перевод с французского, а цена так же – 60 реалов. Дорого, но ничего не поделаешь.

Целый день слонялась одна. Прощалась с Рио. Галя занята, будет дома поздно, а я даже и рада, хочется побыть одной.

 Накупила  гору мандаринов и киви - наелась на всю  оставшуюся жизнь.

Темнеет, пора зажигать свет.

* * *

Однажды ранним мартовским утром… так, вероятно, можно начать пухлый роман об открытии Провинсии Ултрамарина де Португал, то бишь  - Бразилии.

Интересно, как же все это было на самом деле? Впрочем, португальцы народ дотошный, сохранили в архивах отчеты, рапорты и реляции о своих открытиях и завоеваниях. В одном из документов подробно описывается начало экспедиции португальской эскадры к берегам будущей Латинской Америки, нового континента, точнее будущей Бразилии.

Началось все  это именно ранним утром 8 марта 1500 года. Но прежде чем отправиться в далекий путь, вся команда, как тогда было принято, собралась в соборе Рестело города Белень на торжественную мессу, в присутствии самого короля Дона Эмануэла. Король неспроста почтил присутствием это богослужение. Тем самым он как бы желал подчеркнуть важность момента, значимость данной экспедиции для португальской короны. Еще бы, Испания, извечный соперник Португалии, уже во всю завоевывала, пардон, присоединяла к себе земли, как тогда верили, на востоке, и надо было поторапливаться, пока шустрые соседи все не расхватали. Как известно испанцы народ «скромный», присоединили к себе пару  континентов, и всего-то.

Так вот. Ранним мартовским утром португальская эскадра под командованием адмирала фидальго Педро Алвареса Кабрала отправилась в неизвестность, на завоевание, вернее на открытие новых земель. Последнее время поговаривают, правда, что не такая уж это была «неизвестность», что португальцы  имели при себе некие карты и вообще четко представляли себе куда плывут. Впрочем, о чем только люди не судачат. Знали не – знали – какая теперь разница!

Что же было потом?  Для живущих в определенное мире, в конкретное время, существовавшее когда-то прошлое  кажется сном, фантазией досужих историков и романистов. А ведь было  все это! Было! И дальние изматывающие путешествия на лошадях по грунтовой, далеко не гладкой дороге, и плавание месяцами на парусниках и веслах от континента к континенту на глазок, да на слух. И сколько же земель было открыто именно таким образом, о которых европейцы тысячелетиями даже не подозревали. Мир, знакомый нам кажется весь до последнего холмика, на самом деле открыт совсем недавно, можно сказать только вчера, по масштабам человеческой истории. Мы только, только познакомились друг с другом, а столько уже наворотили…

Удача сопутствовала португальским мореплавателям – опять фраза из романа – как она в нас въелась, так называемая приключенческая литература! Еще бы, все наше детство начиналось с нее, столько книг перечитано…

Так вот. Удача все-таки сопутствовала португальским морякам  и 21 апреля 1500 года в воде стали попадаться куски травы, а в небе появились птицы – радостные приметы для мореплавателей, предвестники близкой земли. А на другой день и сама земля показалась.

Современные пассажиры морских лайнеров вряд ли могут понять те чувства, которые охватывали людей прошлых эпох, когда они приближались к незнакомым берегам.  Современный пассажир думает не о неизведанных таинственных странах, а  о таможенных правилах, как пройти их без потерь и ущерба,  ему в этот момент не до экзотики. Правда в те времена на неизведанном берегу тоже существовала своя не менее серьезная «таможня»,  в результате которой можно было и стрелу в лоб получить. Поэтому, на всякий случай, португальцы долго плыли вдоль берега, не решаясь пристать к нему. Кто знает, что там – неизвестность пугает даже очень бывалых путешественников.

А с берега тоже с интересом и опаской наблюдали за неведомым сооружением, плывущем по океану. Тоже видимо гадали, что сие значит.

Но надо было на что-то решаться, да и необходимость требовала сойти на берег и запастись пресной водой и продовольствием. Опять же, как из романа. Впрочем, что тут удивительного, все мое поколение воспитано на  приключенческой литературе. Жюль Верн, Майн Рид, Купер – вот кумиры моего детства, через них мы познавали и историю с географией, и флору с фауной.

Первая  высадка на один из прибрежных островов убедила португальцев, что бояться нечего, местное население хоть и любопытно, но достаточно миролюбиво и без особых причин за топоры и луки со стрелами не хватается, а что поголовно голые, так ведь дикари, что с них возьмешь? К тому же, и климат позволяет. Впрочем, и сами португальцы народ незлобивый. Пригласили некоторых аборигенов на корабль, все показали, угостили достойно. Те, вероятно, головами во все стороны вертели, удивляясь, эко чудо чудное, такой большой дом  по морю плавает – не тонет. Но самое чудное – оказалось, что у чужеземцев две кожи, одна белая, вроде бы как своя, а другая разноцветная, снимается и одевается по желанию. В общем, как говорится, первый контакт прошел в дружеской и конструктивной обстановке.  Мирно, и как нельзя лучше. Португальцы перекрестились, и так как дело происходило на пасхальной неделе, то в ближайшее воскресенье 26 апреля, на небольшом острове корабельный священник отслужил пасхальную службу, возблагодарив Господа за его милость  к ним и за удачу в экспедиции.

То-то было развлечение для местной публики. Еще бы! Католическая  служба - действо красочное, а тут по случаю праздника и успешного путешествия, команда и весь персонал постарались, вырядиться в свои самые лучшие одежды, у кого что было – так что воображаю, как все это смотрелось на фоне ярко голубого неба, сочной тропической зелени, золотого песка…священник в торжественном облачении, пение католических гимнов, молитвы – то еще было шоу! Что твой Голливуд!

Но не одним же получать удовольствие! Решили дружно и своего монарха порадовать, послать в Португалию один из кораблей с радостной вестью и описанием только что открытых земель, которые отныне будут принадлежать короне и выведут ее в разряд одной из могущественных европейских королевских дворов. Они еще  не подозревали о том, насколько драгоценный подарок делали португальской короне.

Так или почти так повествуют источники о начале колонизации Португалией неизведанных  заокеанских, по общему убеждению, восточных земель, которым в дальнейшем суждено было стать гигантским государством с волнующим названием Бразилия.

Выбранные корабли отчалили в метрополию, оставшиеся же, срубив гигантское дерево и, изготовив из него огромный крест, водрузили его на берегу, во славу Господа и португальской короны. После чего эскадра двинулась дальше. Но что бы не оставлять вновь открытые земли совсем бесхозными, подкинули аборигенам постояльцев в виде двух ссыльных, которых зачем-то притащили с собой из-за океана, якобы для изучения флоры и фауны. Надо полагать эти ссыльные им порядком поднадоели, и команда была рада случаю отделаться от них навсегда.  Еще бы, все-таки лишние рты, корми их! Кроме них, утверждают хроники, сбежали на берег еще двое юнг. Что им там понадобилось, кто их знает?

Следующие два столетия прошли в непрестанной борьбе за утверждение португальской короны на новом континенте. Земли ведь «ничьи», а желающих занять их множество. Тут и французы, и голландцы пытались прикарманить кое-что, правда, тщетно, и при этом  каждый старался переманить на свою сторону местное тупи язычное, пока еще, большинство.

Можно только диву даваться, когда представишь ту далекую эпоху. У людей на вооружении были только неустойчивые суда под парусами, которые в любую бурю могли сгинуть в пучине на веки вечные со всем экипажем. И ведь не боялись же,  плавали. Мало того, что плавали, еще и тяжелые грузы перевозили, лошадей. И подумать только, за сравнительно короткое время, на почти пустынном побережье, возникают поселки, города европейского типа, строятся храмы, многие из которых до сих пор поражают своими размерами и изысканным убранством интерьера. Видела я их, фантастическую резьбу, когда-то обильно позолоченную, а ныне потемневшую от времени, повыветревшуюся. Алтарь, стены, колонны – все сплошь будто заткано подобной резьбой.

Итак, Бразилия 17-18 веков. Молодая страна, молодая нация. Все еще только начинается. Сюда едут и едут авантюристы всех мастей и наклонностей. Просторы гигантские, земля богатейшая, и пока все ничье. Есть где развернуться. Местное население можно не принимать в расчет, подумаешь дикари, ни государства, ни законов не имеют. Значит пусть  живут по нашим законам и служат короне Португалии, а не хотят – так пусть убираются подальше в джунгли и подыхают – третьего не дано.

Все хорошо. Но португальская корона ворчит, недовольны монархи – золота им подавай, а на побережье что-то его не густо.  К тому же становится тесновато, а из Европы все едут и едут конкуренты. Что делать с этой беспокойной массой, угрожающей превратиться, как сейчас говорится, в преступный элемент. И тут возникла гениальная по своей простоте идея. Вперед! На освоение земель вглубь материка! А лакомой приманкой может служить только что  открытые месторождения золота и алмазов в капитании (штате) Минас Жерайс. Клич брошен, цель определена – по коням, сеньоры! И сеньоры, вся эта полудикая масса, с восторгом поперла вглубь страны. Но в одиночку страшновато и опасно, кто знает, что там тебя ждет, да и власти понимали, как-то нужно управлять этим необузданным контингентом, придать законность его действиям, да и наблюдать, чтобы золото и алмазы не утекли по нелегальным каналам, а в конце концов достались их законному хозяину, все той же португальской короне.

Решено было объединить искателей счастья в военизированные колонны, отряды под знаменами, бандейрами, отсюда все движение получило название Бандейры, а его участники стали называться бандейрантес.

Началась настоящая гонка за золотом или иначе золотая лихорадка. Чиновники оставляли должности, солдаты дезертировали из армии, целые экипажи  приходящих судов, от Рио до Баии, бросали корабли, монахи бежали из монастырей, рабы с плантаций – все словно безумные любыми способами пробивались в капитанию Минас Жерайс. Золото, золото, золото! Власти с трудом сдерживали это почти стихийное бедствие.

Декретом от 2 декабря 1720 года была официально учреждена капитания Минас Жерайс.    И, естественно, власти начали с запретов. Это же диву даешься, до чего же они, власти, похожи друг на друга во все времена и эпохи! Ну ничто  их не учит, ни история с географией, ни даже физика с арихметикой! Почему? Актоегознает?! Везде и всюду этот всемогущий «актоегознает».

Так вот. Перво-наперво территория Минаса была объявлена запретной для въезда иностранцев. А как же? Все напасти от этих самых иностранцев, а то от кого же? Туды их! А вторым заходом в капитании были запрещены все  виды естественной человеческой деятельности. Все, кроме добычи золота. Нечего ерундой заниматься, когда королю золото нужно. По тому указу все, даже продукты полагалось ввозить из Португалии. Ну, про иностранцев – это еще понятно, а вот укроп с петрушкой из Европы тащить…

А далее все разворачивалось по сценарию, от малого к большому, от единичных находок и разработок к возникновению серьезного производства, к появлению шахт и копий или как там они называются. И покатились волны бандейрантес одна за другой в штат, пардон, в капитанию Минас Жерайс на поиски драгметаллов и счастья. Здоровые, голодные, сметая все, что мешает  на пути. Время одиночек кончилось. Разработки велись с размахом. Корона наложила лапу на все, что содержали недра этой богатой страны, но и добытчикам все же кое-что оставалось. Провинсия Ултрамарина начала богатеть, а капитания Минас Жерайс из захолустного штата превратилась в один из самых богатых и важных и даже переплюнула многие города побережья. Мелкие поселки вдруг обернулись богатыми городами, по роскоши не уступающие  таким городам, как Рио или Сан-Салвадор, не говоря уж о Сан-Паулу. Но об этом обо всем позднее.

В настоящее время столицей Минаса является город Бело Оризонте, что означает Красивый горизонт или вид, или как хотите – пункт моего следующего назначения, куда я мчусь уже который час в комфортабельном автобусе через всю Бразилию, надо думать по пути, когда-то проторенному отрядами бандейрантес.

Минас-Жерайс – душа Бразилии.

04.06.97 08.20 утра. Бело-Оризонте.

Я в гостях у Морейры, в районе под названием Пампульа. Как я поняла, фешенебельный район, где, как он мне объяснил, живут профессора университетов и прочие небожители. У Морейры прекрасный современный дом с садом, гаражом и собакой. У меня отдельная комната с душем и туалетом.

Доехала до Бело благополучно и очень легко. Буэно проводил меня до Родовиарио (Автовокзала), посадил в автобус. Шесть часов пролетели, как мгновение. Дорога чрезвычайно интересная и разнообразная. Сидела на самом первом месте, Буэно специально взял мне такой билет, что бы все было видно, прекрасная возможность посмотреть страну, хотя бы из окна автобуса.

Долго выезжали из Рио, потом  тянулись пригороды, заполненные, как мне показалось, многочисленными фавеллами по обеим сторонам дороги, самодельными домушками фантастических конструкций, которые словно ласточкины гнезда облепили все окрестные холмы. Не  знаю как они вблизи, а издали выглядят довольно убого и своей неряшливостью портят весь пейзаж. Затем автобус стал забираться в горы и пошло  такое петляние, что я испугалась – не выдержу, голова начала кружиться. Ехали таким образом примерно  час, и пока не перевалили на другую сторону, пришлось довольно туго. Шоссе узкое, две полосы, справа сплошная стена гор, слева – пропасть. Виды вокруг изумительные, кто ездил по горам знает, что это такое, но  эти «курвас» (зигзаги) то вправо то влево, измотают кого хочешь. Шофер гнал автобус на бешеной скорости даже на поворотах, под 100км, не опасаясь встречных машин, поскольку их совсем не было. Шоссе устроено так, что весь встречный транспорт идет на каком-то другом уровне. Удивительно разумно, хотя изначально, вероятно чертовски дорого строить такие дороги. Зато в дальнейшем  сколько человеческих жизней, да и денег экономится.

Наконец миновали перевал, дорога пошла спокойнее. Первая остановка была короткой в небольшом населенном пункте. Перекусили чем бог послал, кофе, сандвичи и помчались дальше вниз. На мое счастье дорога  пошла  совершенно прямая, и я окончательно успокоилась. Но тут же начала волноваться снова. Но уже по другому поводу. Встретил ли кто меня в Бело, не придется ли самой разыскивать нужный адрес.

Въехали в город в 18.30 вечера. Огромный! Было уже почти темно, на многочисленных холмах зажглись огни, и издали город показался сплошным огненным пространством. Видимо и здесь в это время часы пик, потому что почти сразу же попали  в огромную пробку. Почти час выбирались из нее и приползли на родовиарио с приличным опоздание. Вышла из автобуса огляделась, никого не знаю. Вдруг какой-то  мужчина с акцентом:  «Вы говорите по-русски?» Я обрадовалась, Морейра! Погрузили мои вещи на его машину и поехали. Долго плутали по городу, вначале по широким авенидам, затем по извилистым, как мне показалось, улочкам окраины. Морейра всю дорогу пытался говорить по-русски, но узнав, что я немного знаю португальский, чрезвычайно обрадовался. Когда мы достигли его дома, то первое, что он закричал жене было: «Элизабете, она говорит по-португальски!» Позднее я поняла в чем дело. Морейра работает в какой-то немецкой фирме, занят по горло, фирма находится за городом, целый день его нет дома, устает, а тут еще я, возись со мной. Мое знание языка  спасало положение, он с радостью перекинул меня на Элизабете, которая тут же взяла меня под свое крыло.

Меня поместили в уютной комнате с отдельным душем и туалетом при ней. После ужина я вымылась и легла спать в мягкую постель. Итак, начался второй этап моего пути.

Элизабете оказалось очень доброй и радушной женщиной, умелой хозяйкой Большого дома, ухоженного, красивого и, я бы сказал, даже изысканного. На стенах висят художественные панно, вышивка. Наугад спрашиваю: «Это ты вышивала?» Я – отвечает к моему удивлению Элизабете. Вообще  семья исключительная, дружная и любящая друг друга.

Морейру я много лет назад видела в Москве, и уж не думала, не гадала, что буду когда-нибудь гостить у него в Бело. В 60-х годах он  закончил Лумумбу и был одним из немногих, кто не женился на русской. Видимо к лучшему, потому что в лице Элизабете он нашел свое подлинное счастье, это видно прежде всего по их детям. Только в очень благополучной семье, где отец и мать очень любят друг друга, могут вырасти такие дети, спокойные, умные, красивые. Никаких отклонений. Трое великолепных сыновей.  Можно только позавидовать.

Утром позавтракав, мы - Элизабете, младший сын Артур и я отправились в путешествие по городу Бело Оризонте.

Первое впечатление. Если не брать центра, то город Бело вовсе и не город в нашем понимании, а скорее гигантский поселок, разбросанный по множеству холмов. Почти весь состоит из одноэтажных домов. Создается впечатление, что бразы вообще любят жить хоть в маленьком, но непременно отдельном домике. По человечески их очень понимаю. Сама всю жизнь мечтаю об этом. Ну, нравится мне свой отдельный дом, ничего не могу с этим поделать! Недаром народ окрестил  отдаленные районы «спальными». Так оно и есть. В наших даже очень неплохих квартирах в многоэтажных домах, есть что-то временное и неестественное... Когда я приезжаю в деревню, тут только по настоящему ощущаю – наконец-то я ДОМА! Не в спальном районе, во времянке, своей московской квартире, а дома, ведь что ни говорите, а более нормально жить на земле, а не под небесами, на двадцать каком-то этаже,  по ночам не слышать шороха шин с ближайшей улицы, не ощущать вдохов-выдохов соседей за стеной.  Нет, что бы ни говорили архитекторы, как бы не усовершенствовали многоэтажные клетки, настоящего своего дома ничто не заменит.

Мы долго колесили по городу, и я с интересом рассматривала урбанистический пейзаж, оценивала, сравнивала с уже виденным и привычным. Проезжали множество пустырей, заросших высокой травой. Даже удивительно, как они умудрились сохраниться в таком огромном городе при немыслимой дороговизне земли. Именно из-за них город местами напоминает наши провинциальные городишки вроде Переславля Залесского, и кажется, что здесь и дух тот же. Улочки тесные, довольно грязные, но все вокруг цветет, деревья, кусты – все яркое и красивое. Правда, по утверждению Элизабете и Артура, сейчас зима, поэтому цветов мало и вообще пустынно в смысле природы. Нам бы такое лето, как у них зима.

Автобус долго кружил вдоль озера Пампульа, по имени которого назван район, в котором проживает Морейра со своей семьей. Что сие означает, не знаю, и никто не знает, какое-то забытое индейское слово. Район Пампульа очень красив,  особенно озеро, вокруг которого расположены знаменитые на весь  архитектурный мир сооружения Немайера, так же всемирно известного бразильского архитектора. Помню в университете всю эту архитектуру мы изучали на пальцах. В жизни не могла себе представить, что когда-нибудь увижу все это воочию. Озеро преогромное. Автобус долго петлял вокруг извилистых берегов, а я все глазела на окрестности. Страх как люблю все новое, город, район, деревня – все равно. Лишь бы что-то новое и непривычное. Проехали два огромных сооружения – стадионы, совсем недалеко друг от друга, побольше называется Минейрон (большой Минейро, если так можно перевести) и поменьше – Минейриньо, то есть маленький. Запутаться можно. Вот, наконец,  и знаменитый музей. Построенный по проекту Немайера,  Музеу де арте. Сколько раз я видела его на многочисленных репродукциях! Здание живописно вписано в природу. Стен, как таковых, не существует. Сплошное стекло, находясь внутри, вы продолжаете любоваться все тем же озером Пампульа,  окрестным садом,  бассейном с фонтаном и скульптурами, расположенными вокруг.

Пространство внутри здания – единое, перегораживается временными стенами, щитами, которые легко меняются по желанию или надобности для очередной выставки.

В  этот раз  мы застали  фотовыставку работ Себастьяна Салгадо – «Рабочие мира». По словам Элизабете, мастер очень известный в Бразилии,  неспроста ему предоставлен лучший музей города. На больших художественных фотографиях представлены почти все виды человеческой деятельности, производство сахара, табака, добыча золота, угля, нефти, машиностроение – короче  все, что составляет основу современной промышленности. Сцены, подсмотренные на заводах, в шахтах, производствах всего мира, большие индивидуальные и групповые портреты  рабочих. А вот что-то знакомое, так и есть – наши!  Рабочие Тольятти,  шахтеры Донбаса, нефтяники Баку! Последние, правда,  уже не совсем наши, но когда художник их снимал, вероятно еще были таковыми. Далеко от дома  всегда приятно увидеть что-то знакомое, родное.

После музея мы отправились в центр города. Элизабете старалась показать мне все что есть интересного в городе. Зашли в небольшой музейчик  Минейро. Здесь все, что есть – минейро, то есть принадлежит штату  Минас, все равно, что  для Москвы - «московский». Музей  посвящен истории города, хотя и с художественным уклоном, по профилю напоминает наши краеведческие. Само здание 18 века, небольшой  особняк, так и хочется написать, интересно что в нем было до революции. До чего же въелось в нас, совков, это деление «до и после революции», никакими силами не выбьешь!  В музее широко представлено религиозное искусство, различные образцы католической скульптуры, особенно так называемые «ораторио». Не знаю как перевести, что-то вроде наших киотов, только вместо икон вставлены маленькие фигурки святых, Девы Марии, Христа. Вся эта мелкая пластика очень реалистична, даже  натуралистична и обильно позолочена.  Вероятно, для специалиста она представляет большой интерес по различию  стилей, школ, а может быть и мастеров, но на мой неопытный взгляд, все  эти бесконечные ораторио показались одинаковыми и однообразными. Увидишь одно-два и достаточно, что бы составить представление об остальных таких же.

С интересом рассматриваю само здание музея, высокие разные потолки, большие овальные окна. Как музейщик верчу головой во все стороны, примечаю как составлена экспозиция. Подставки самые примитивные, простые, покрашены голубой краской, иногда вместо подставок используется старинная мебель, у нас подобные приемы не приветствуются, считаются дурным вкусом, а мне кажется, что это тоже вариант. Освещение… был день, окна открыты, светло, а вечером… два ряда проволоки поперек зала с укрепленными на них тусклыми лампами – и все. Ну, это нам знакомо…денег нет, музей и так обойдется – все те же песни.

Иду дальше и вдруг неожиданное открытие, среди довольно средних образцов скульптуры и живописи, шесть великолепных «портретов» апостолов. Именно портретов, потому что явно писаны с натуры. Это не воображаемые портреты, не идеальные образы, а изображения конкретных людей,  причем подчеркнуто-незаурядных личностей. Может быть грубовато, но зато очень сильно и убедительно. Выразительные, даже какие-то выпуклые лица, живопись уверенная, сильная, совершенно ни на что не похожая. Есть такое выражение – мощная кисть, так вот, я бы осмелилась определить этот стиль, как очень мощный примитив  чрезвычайно талантливого художника.  Кто такой, откуда? Имя его, конечно, неизвестно, так и значится – «неизвестный художник». Как же можно было не заметить такого художника? Эти шесть портретов стоят целого музея. Какие же удивительные и неожиданные открытия порой происходят на белом свете!  Сунулась к киоску со слабой надеждой, что куплю хотя бы набор открыток – ни открыток, ни каталога – ничего, а фотографировать запрещено даже за деньги, просто хоть рыдай! Народа – никого, за чужой спиной не спрячешься, и бабульки, смотрители, не в пример нашим, бдят в оба глаза. Будь я у себя дома – рискнула бы, а здесь неудобно как-то. Так мы и ушли не солоно хлебавши.

После музея долго бродили по центру, который, как водится,  застроен  гигантскими небоскребами. Бесконечные шопы, банки, офисы. Правда, порой попадались куски старинной застройки, на которых с удовольствием отдыхал глаз. Зашли в собор, построенный  в начале 20-го века, в готическом стиле. Как я поняла,  почему-то в этот период зодчих Бразилии привлекала именно  готика, и они охотно возводили готические соборы в различных городах.  И надо сказать строили превосходно. Впрочем, может быть это влияние модерна?

В соборе я обратила внимание на небольшой предел, так называемый грот. У подножия статуи Мадонны с младенцем стекает вода, видимо святой источник, потому что прихожане этой водой умываются, а некоторые даже пьют. Рядом стоит большой ящик, в котором лежит множество свечей и ящичек в виде копилки. Опускаешь деньги в копилку и берешь свечек сколько надо. Все на доверии. Свечи –небольшие плоские кружочки с фитилем, я таких никогда не видела раньше.

Одна из центральных площадей города называется Площадь свободы, как-то уж очень по-советски, но ничего не поделаешь, им виднее. Именно вокруг нее, как мне показалось, вертится весь город. В дальнейшем, куда бы я ни шла, как бы ни плутала, на эту площадь выходила непременно, как заколдованная. Площадь обрамлена высотками административного содержания, принадлежащих «перу» все того же Немайера, представляющие из себя этакие крутые волны, вставшие на дыбы. Наблюдая окрестности Бело Оризонте, я потом поняла, откуда взялся этот мотив.

Для знакомства прокатились мы и на тамошнем метро. Это шикарно звучит – метро! Всего-то одна линия, да и то наземная, очень отдаленно напоминающая нашу Филевскую: с большой натяжкой при очень крутой ностальгии можно вообразить нечто подобное.

Зато остановка нужного нам автобуса, который идет в район Пампульа,  находится возле обувного магазина, который почему-то называется «Балалайка». При чем тут обувь? Кто занес сюда это слово, да еще в обувной магазин. Вероятно для бразильского уха это слово звучит экзотично – этакая иностранщина, красиво и непонятно. В Москве в последние годы тоже много чего иностранного, этак на иностранный манер, дескать, знай наших! Впрочем, Бразилия в этом отношении подает нам хороший пример, ни вывесок, ни заковыристых названий на импортном языке, я что-то не очень видела. Но, тем не менее, местная «балалайка» мне оказалась на руку. Легко запомнить где остановка автобуса. В дальнейшем я так и поступала, сколько не бродила по городу, а как домой – я к «балалайке». Не ошибешься.

Закончили мы этот день  в уютном кафе, которое почему-то называлось «буфетом». Элизабете угостила нас с Артуром  «кауда де асукар». Я еще в Рио приметила во многих кафе лежит груда длинных палок. Что за палки, ломала я голову, может на них что вешают? Оказалось – сахарный тростник собственной персоной. Любезная девушка за прилавком эти самые палки засунула в какой-то мощного вида агрегат – пять минут воя и из него полилась мутноватая жидкость. Девушка разлила ее в бокалы и торжественно подала нам. Попробовала. Очень вкусно.

Сла-а-адко!

Только что вернулись домой. Устала и спать хочется. Сейчас приму, душ и в постель.

05.06.99.

Раннее  утро. Сижу в рафике. Шофер ищет улицу и дом, где проживает в данное время мой попутчик, с которым мы поедем на экскурсию в Оуро Прето.

Накануне, Элизабете позвонила в местное экскурс бюро, где ответили, что сейчас не сезон, но если найдется хотя бы еще один желающий, экскурсия в Оуро Прето состоится. И, о чудо! Через полчаса, не более, раздался звонок - есть еще один ненормальный.

Рано утром за мной заехал рафик. Долго плутали по городу, пока не заехали в совершеннейшую, по моему мнению, путаницу каких-то архегорбатых переулков или ладейр, по местному. Как они ухитряются продираться по этим так называемым ладейрам, одному богу известно, да еще на скорости… Но эти ладейры – всем ладейрам  ладейры, потому что мой шофер, по всему видать бывалый, не рискнул двигаться дальше, оставил машину и побег самолично отыскивать нужный дом. Пока он занимается своим делом. Я тоже не буду терять времени.

Итак, Оуро Прето. Что за город такой, чем прославился? ЗОЛОТОМ! Прежде всего, им, родимым! Именно здесь и начинались главные разработки, вернее добыча золота и других металлов и минералов. Район этот чрезвычайно богат минералами и всяческими драгоценными камнями и рудами. Лучшие в мире изумруды добывают именно здесь. И гематит! Тоже лучший в мире. Это то, о чем я имею хотя бы какое-то представление.

В следующем году городу исполняется 300 лет. Юбилей. Вот что сообщается в одной из газет, как зарождался город Оуро Прето. В 1698 году отряд (бандейра), под командованием Антонио Диаса из Сан-Пауло, обнаружил в этих краях возвышенность Итаколоми массива Серра де Оуро Прето. Эта возвышенность чем-то  очень понравилась бандейрантес, и они решили здесь обосноваться. Как водится, вернее, водилось  в те далекие времена, прежде всего соорудили часовню, своего покровителя Сан Жоана.. Вокруг этой часовни началось строительство поселка Вила Рика, которому суждено было стать в дальнейшем тем самым центром, откуда началось безумие, получившее  название «золотая лихорадка».

Статистика дает следующие данные:  в 1756 году город Оуро Прето, тогда еще Вила Рика, насчитывал 75 тысяч душ населения и слыл одним из самых больших не только  в колонии, но и во всей Америке. Правда, почему-то не уточняется какой  именно. А уж что касается самой Бразилии, то можно считать, что в течение 50 лет, она начиналась именно здесь.

С 1712 по 1897 годы Вила Рика  был столицей капитании (штата) Минас Жерайс. Сообщается далее, что этот город стал  центром сопротивления португальской короне в 18 веке, то есть, как у нас раньше было принято писать, был центром борьбы за независимость бразильского народа против португальских угнетателей. Знаменитая «Инконфиденсия минейра». Опять «минейра» – все что есть и живет в этом штате будет «минейра», и человек  тоже называется минейро, если это мужчина и минейра – женщина. Движение очень интересное, но поговорим о нем позднее, скороговоркой тут не отделаешься.

В 1875 году город был переименован и получил название Оуро Прето, то бишь Черное Золото.

В том же году была открыта Школа по изучению минералогии. Если я правильно поняла, что-то вроде нашего Горного института.

Все это, конечно,  очень интересно, но все-таки, какое мне дело до всей этой статистики и что здесь добывается.  Весь мир мечтает о Рио-де-Жанейро, а меня понесло именно в этакую глушь. Уж конечно не добыча полезных ископаемых.

Вот опять же в газете написано, что город является центром интенсивного туризма. Оказывается, что  здесь находится наибольшее число построек в мире в стиле барокко. И дальше еще круче. В 1933 году весь город целиком был провозглашен Национальным достоянием, а в 1980-м, первым среди бразильских городов, за свои архитектурно-исторические памятники, Комитетом ЮНЕСКО признан Достоянием культуры всего человечества.

Городу всего-то 300 лет, скажет искушенный европеец, какие там еще исторические памятники. Вон в Европе, храмам по тысячу лет – это история, а триста…да это почти вчерашний день. Ну и ладно. У нас Питеру тоже всего 300, а весь мир приезжает посмотреть на него, да еще восхищается. Так что дело видно не в возрасте.

Но оказывается  Оуро Прето не исключение.  Ряд городов бывшей капитании Минас Жерайс, Оуро Прето, Сабара, Конгоньас, Сан Жоан дель Рей,  возникшие в результате золотой лихорадки составляют, своеобразное  «золотое кольцо» Бразилии, как в буквальном, так и в фигуральном понимании  этого выражения.

 Неожиданно взлетевшие на вершину значимости в бразильской  экономики и так же скоропостижно ставшие заштатными провинциальными городишками. Благодаря своему падению, они как бы «законсервировались» в своем первозданном виде, остались такими какими были в прошлые века. Так и хочется написать: в бразильском средневековье. Мне кажется, что все эти периодизации – дело условное. Кто может точно указать когда кончается одна эпоха, один стиль и начинается что-то новое. Все эти термины  порождение бредовых голов историков, искусство и прочих ведов. На деле жизнь не ведает  разграничении. Идет себе и идет, а уж дело спецов выделять, систематизировать и защищать диссертации и докторские на тему того, что было, что будет и чем сердце успокоится. Людям, живущим в данном времени, до этого нет никакого дела, в какой период они живут и как их назовут в дальнейшем. Так что пускай себе досужие ученые  в своих кабинетах  изобретают очередную хренологию.

19.00. того же дня.

Только что вернулась из Оуро Прето. Наконец-то удалось справиться с электродушем и вымыться со вкусом.

Так вот. Оуро Прето.  Черное Золото. Собственно, главная цель моего путешествия в Бразилию. Помню в мою бытность в МГУ, когда я объявила тему диплома:  культура Бразилии 18 века, наши профессора   задали мне удивленный вопрос, « что там могло быть в этом время?» Ох, уж этот европейский снобизм! А вот оказывается, было. Было! В чем я воочию убедилась сегодня!

Правда, когда я, наконец, увидела, про что писала диплом, имея в наличие очень скудный материал, какой сумела наскрести в Ленинке, Иностранке и у знакомых, то пришла в ужас. Это же надо было иметь нахальство писать, не ведая о чем! Ох, уж эта самоуверенность молодости! Но лучше по порядку. На чем я остановилась?

Так вот. Утром сидела я в рафике. Наконец, вернулся шофер в сопровождении еще одного экскурсанта, парня из Рио. Поехали. До появления парня шофер разговаривал со мной довольно активно, а тут, как в рот воды набрал. Всю дорогу ехали молча. И хорошо. Разговаривать не хотелось, такая красота за бортом. Именно Красота, в старорусском  понимании этого слова, то есть краснота. Многие холмы срезаны террасами и издалека видно – земля здесь почти везде красная, а так как подобных срезов множество, то создается впечатление общей красноты, вернее, нечто иссине-красно-желтое. Вот тут и становится понятен колорит бразильских художников, земля – вот что их вдохновляет и задает тон их  произведениям. Насыщенные, набухшие, даже жирные цвета. Нет тонкости, легкости, дымчатости, как у нас. Все конкретно, тяжело и обильно. Чувствуется, сила изнутри идет гигантская. Как ни странно, но подобное ощущение, в смысле силы и насыщенности, я  испытала под Красноярском. Именно впечатление ярой силы. Кстати, земля там тоже красная, отсюда и Красно-ярск. И пейзажи похожи. Горы здесь, так же, как сопки под Красноярском,  невысокие и  пологие, но во многих местах, вдоль шоссе, порой  почти над головой  нависает этакая каменная громада. Кажется, чуть тронь - и все это тут же рухнет. Не шути с ней.

Шоссе очень хорошее, гладкое, машина бежит легко, без труда. Мы немного повиляли в этих горах-сопках, но очень быстро спустились в долину.

 Оуро Прето стал ощущаться уже на подходе. Какой-то небольшой поселок встретил нас огромной вывеской «Педра-сабон», то есть мыльный камень, камень который  здесь добывают и широко используют в строительстве для  отделочных работ, а  также для производства сувенирный изделий.

Наконец, въехали в город. Долго петляли по узеньким и страшно крутым улочкам, уже знакомым ладейрам, пока докатили до центра. Жуть брала, как наш рафик карабкался по почти отвесным поверхностям, буквально цепляясь шинами за увесистые булыжники, которыми  вымощены тамошние ладейры.  Должно быть, в старину мостовая была гладкой, но со временем камни  повылазали из своих  гнезд и торчат во все стороны под разными углами. Наконец приехали в самый центр городка, на самую что ни на есть центральную площадь им. Тирадентиса. Я огляделась. Бог ты мой, какая малюсенькая. Когда рассматривала иллюстрации в книгах, то ее малую величину относила за счет недостатка фотографии, а она оказывается и вправду малюсенькая. Посредине площади  возвышается памятник национальному герою Бразилии Тирадентису, в честь кого площадь названа. Ну, уж тут в лучших национальных традициях – огромадный постаментище и чуточная фигурка на ем. Нет, кто же все-таки наваял все эти статуи и здесь и в Рио?  В глаза бы ему посмотреть!

Да, площадь после привычных московских масштабов, производит странное, почти игрушечное впечатление.

Стояла я на площади Тирадентиса, в городе Оуро Прето, на самой центральной и вероятно самой большой, и сама себе не верила. Вот она, оказывается, какая. Дома по периметру,  как и сама площадь, «игрушечные», чистенькие, плотно пригнанные друг к другу, в два-три этажа, не более, окрашены веселой розово-голубой  краской.  И вся-то площадь – два шага в длину и столько же в ширину, где же здесь люди помещались? А ведь   помещались, и не только помещались, а еще и серьезные, дела творили. Для великого не требуется больших размеров, недаром говорится, «мал золотник…». А может быть малые размеры способствуют концентрации человеческой энергии, ее большей плотности? Чем меньше размер, тем  мощнее пласт накопленной энергии, тем больше  творческих личностей рождается на данной территории. Вон в Европе, что ни городишко, что ни камень, то если не великое произведение, то уж непременно история с географией.

Во всех маленьких старинных городках, не важно где, в Европе, России или здесь в Бразилии, меня не  оставляет чувство нереальности, как будто эти городки и не существуют вовсе, а все, что там есть дома, улицы и даже люди из какого-то другого, ирреального, может быть параллельного, мира. Что все они начинают существовать только тогда,  когда появляемся мы, туристы, специально оживают  к приезду экскурсантов, что бы продемонстрировать себя, как экспонат в действии, а  затем снова впадают в летаргию или  прострацию, не знаю как точнее, до следующего приезда гостей. После городов-спрутов, таких, как Москва или Рио,  этот крошечный человечно-одухотворенный мир малых городов кажется неправдоподобно-сказочным и зачарованным, словно замки «Спящих красавиц». Но ведь и в них живут люди, причем живут более естественной жизнью, чем мы бедалаги, обитатели городов гигантов. Со спокойными нервами, с  ритмами близкими к природным и уж конечно с более чистым воздухом. Хотя – кто знает!  В наше-то время! Уж если человечество умудрилось запакостить моря, океаны и даже атмосферу, то уж маленьким городкам не сдобровать.

Пока я так про себя размышляла, к нам подошел наш гид,  так сказать, негритянской  национальности – если есть кавказская, то почему не быть негритянской национальности. Точнее мулат. Знающий, интеллигентный, приятный в общении. Узнав, что я иностранка, старался говорить не торопясь и внятно, что бы я лучше поняла его. Походив немного по площади, мы отправились вниз по улочке, по тем самым булыжникам, по которым только что с таким трудом взбирался наш рафик. Я ему искренне посочувствовала. Не знаешь, куда и как ногу поставить, да еще крутизна – страх, да и только. По сторонам не смотрела, одна мысль,  как бы живой до места добраться, шею не сломать. Все-таки  добралась без потерь до маленькой площади. На ней рыночек, тоже маленький - здесь все маленькое - на котором продают  изделия из того самого камня, педра-сабона. Стою рассматриваю поделки и вдруг повернулась, подняла глаза и ахнула. Прямо передо мной Сан Франсиско. Тот самый собор, ради которого я сюда столько времени добиралась. Я обалдела. Именно обалдела, не больше и не меньше.

Не знаю, чем таким обладают гениальные творения? Можно говорить много слов, но объяснить это невозможно. По наитию, по вдохновению…думаю, что и сам художник не в состоянии объяснить, как он создавал то или иное произведение.

Одна особенность, свойственная всем шедеврам человеческого духа – этакое молчание, тишина, покой, которые их окружают, окутывают, обтекают со всех сторон.  Они молчаливо-величественные и вместе с тем просты до обалдения. Кажется, ну что в них особенного, раз-два…да нет, такое рождается, вернее, нисходит на  избранных…да что говорить – такое из головы не выдумаешь, не рассчитаешь, не спрограммируешь.

Вот стою перед собором и пытаюсь определить, рассказать самой себе его характеристики – по нулям. Ухватить не за что, хотя все до простого ясно и понятно. Гид бухтит про то про се, а я слушать не могу, не хочу! Хочу просто смотреть и молчать, без мыслей и даже без эмоций! В тишине. Купаться в этой благодати, которая от него исходит.

Но у гида своя программа, ему нужно как можно быстрее  ее прокрутить. Буквально поволок нас внутрь храма, и тут  меня мгновенно привели в чувство. Вначале – заплати за вход, потом – отдай сумку. Очень решительно заставили сдать сумку со всем содержимым, не говоря уж о фотоаппарате, на хранение, заперли ее в шкафчик и даже ключ с собой выдали. Наконец, после данной процедуры, впустили в собор.

Итак, я в церкви Сан Франсиско. Лицезрю ее собственными глазами,  а не через посредство  репродукции, пусть даже очень хорошей, как это имело место до сих пор.

Впечатление потрясающее. Даже не ожидала. Она вся ручная. По другому не скажешь. Словно вылеплена руками, пальцами  высочайшего уровня мастера. Целостность, гармония…- пустые слова! Словами это передать невозможно.

Попривыкнув немного, начала  вглядываться  в детали, в общее строение, чтобы  получше запомнить, запечатлеть в памяти и подробно записать впечатления, поскольку фотографировать запрещено даже за деньги, а открытки, какие продаются, очень далеки от оригинала.

При входе удивили две огромадные двери. Стоят себе отдельно от стен и потолка, ничем конструктивно с архитектурой храма на связанные. Что это? Зачем такое монументальное и, на первый взгляд, совершенно лишенное какой-либо конструктивности сооружение? Оказалось, проходя через них, прихожане как бы оставляют все мирское вне стен храма и погружаются в мысли о Боге, в мысли о духовном. Двери –  вещественное напоминание людям о суете мира и вечности бытия вселенной.  Так, кесарево, можно считать, отдали, теперь обратимся  к Богу.

Вхожу в святая святых, вглядываюсь в знакомый, по картинкам, интерьер… никакой  мрачности, угнетающей святости и, тем более, мракобесия нет и в помине – да церковь ли это? Светло, уютно, радостно!  А вот  и вчерашние знакомые,  – четыре   медальона с изображениями  апостолов – ну ни дать, ни взять картины   из  музея Минейра –   одна и та же рука. Спросила у гида, ответ тот же – автор неизвестен.   Про апостолов в музее, он почему-то не вспомнил, может  я невнятно объяснила? Пожалуй, только их строгие лики  и напоминают, что все-таки это святое место, в остальном  в самом интерьере столько радости и даже приветливости, что диву даешься. Воистину, я подобного «веселого» храма в своей жизни еще не посещала. Яркая, солнечная роспись потолка, стен, лепнины… нет, ничего лишнего, все атрибуты католического храма соблюдены, неф, алтарная часть, кафедры по бокам – все как полагается, все детали на месте,  интерьер просторный, понятный, легко обозреваемый и вместе с тем  в каждой линии, в каждом изгибе архитектурных деталей столько  мастерства,  изящества! Да кто же сочинил все это великолепие? Стоп! Почему-то я хожу все вокруг да около? Давно пора назвать всего одно имя, что бы стала понятной и цель моего путешествия и смысл долгих рассуждений об искусстве Бразилии..

Антонио Франсиско Лисбоа. Тот, кто вдохнул бессмертную душу в эти провинциальные города, сделал их известными всему миру. Вот то имя, которое с гордостью повторяет любой бразилец, зачастую даже не ведая, что же такого сотворил  этот истинный сын бразильской нации, мулат, ставший гением своего времени. Запомните  люди это имя! Правда, он вошел в мировую культуру под  прозвищем, но об этом потом.

Можно, конечно, просто перечислить все что он создал, когда и где, а об остальном сами догадывайтесь, но все-таки хочется подробнее рассказать об этом удивительном человеке и его эпохе.

Итак, 17-18 век. Время интенсивного строительства на новом недавно открытом континенте. Строительство не только отдельных городов, а целой страны, рождение новой нации, нового, ни на что не похожего мира. И хотя формы его как будто знакомые, привычные, европейские, но хотят того или нет творцы –создатели, под влиянием местных условий они меняются, вольно или невольно, приобретая местный колорит. Что ни говорите, но условия, климатические, географические и прочие, диктуют свои правила и избежать этого невозможно.

В это время, ведущее место в стране, как говорилось выше, принадлежит капитании Минас Жерайс. Помните,  открытие золота, алмазов и прочее…

Да, но кто-то должен обеспечивать, обслуживать этот новый мир, вкалывать на рудниках, наконец. Не господа же? Новым сеньорам не улыбалось горбатиться самим. Вот беда, местное население, к тому моменту, уже тупи язычное, по всем известным причинам, меньшинство, оказалось шипка гордое. Умрут, но рабочей скотиной не станут. Другое дело африканские негры. Эти  сговорчивее, особенно при помощи кнута.

И вот потянулись караваны кораблей в обратном направлении, в сторону Африки. Как все это происходило - хорошо всем известно. И умирали в пути, и убивали многих, но все-таки постепенно страна наводнилась «живым товаром».

Новые сеньоры были довольны. Есть кому работать. А среди «живого товара» частенько попадались и  очень ничего себе товарки! Прямо до такой степени «товарки», что  некоторые из новых сеньоров не брезговали жениться на них, не говоря уж о других вариантах. Благо что сами были еще «новыми», без особых сословных предрассудков. К тому же с белыми женщинами в то время имелись некоторые  трудности. Из Европы приезжал ограниченный контингент, а свои, местного разлива, еще не выросли в достаточном количестве.

Вот и пошла в Бразилии  такая чехарда – до сих пор не разберутся в ком какая кровь течет. Надо сказать, мало кого это беспокоит.

Так.  С грубой рабочей силой разобрались. Впору подумать о спецах, профессионалах в различных областях  производства, экономики, а так же культуры. Положим мебель, одежду, ткани и прочие «излишества» можно привезти из  Европы, а вот «катедрал», храм по нашему, не с руки волочь через весь океан. Это же сколько кораблей надо! Проще спецов всяких, архитекторов, строителей, каменщиков заманить коэффициентом надбавки или льготами, как в тундре. Особенно тех, кто в европах лишними оказались. Правда, все, что есть более или менее талантливого –при деле, и в такую даль рисковать не очень-то спешат. Да бог с ними. Среди «лишних» тоже  ой какие талантливые попадаются, к тому же владеющие смежными профессиями. Что же делать, но так уж повелось на свете, что во все века, во все эпохи,  были, есть и будут так называемые невостребованные таланты, и счастье, если они рано или поздно, все-таки находят свое место под солнцем, там, где нужны их руки и светлые головы. Пусть не на родине, в чужом краю, но появляется у них возможность проявить себя. Вот и едут в дальние страны « к дикарям» всяческие фиорованти, фальконе и прочие греки, не только, вернее, не столько за длинным рублем, а главным образом за возможностью широкой деятельности, свободного творчества, пока не накопились местные кадры и не заняли все созидательные ниши.

И вот среди очередной волны иммигрантов приехал в Бразилию один португальский  плотник из Лиссабона, некий Мануэл Франсиско Лисбоа. Почему он подался в столь дальнее путешествие – неизвестно, может дома плохо стало с работой или просто путешествовать  любил? Впрочем, страсть португальской нации к странствиям общеизвестна. Именно португальцы одними из первых начали плавать по всем морям и океанам, а один из их принцев, дон Энрике, даже получил редкое для благородных сеньоров прозвище – «Мореплаватель», хотя сроду никуда не плавал -  за то, что впервые в мире создал Навигатскую школу.

В Бразилию Мануэл Франсиско Лисбоа приехал в первой половине 18 века и видимо сразу же направился в капитанию Минас Жерайс, с очередной колонной бандейрантес, где надобность в таких мастерах была огромной.

Мануэл Франсиско оказался человеком разносторонних дарований, своего рода человеком Возрождения, потому что в колонии он стал строителем в самом широком смысле этого слова, включая архитектурные навыки.

Замечу кстати, у нас бытует, много раз с этим сталкивалась, упорное представление о Бразилии, как о небольшой латиноамериканской стране. Среди широких масс, конечно. Да взгляните вы на карту! Не поленитесь! Три четверти континента гигант! Ничего себе небольшая! И  каждый штат в ней по размеру, как приличное европейское государство. А штат Минас не из самых маленьких. Поездила я по нему, посмотрела, расстояния не менее, чем в матушке Рассеи.

В 18 веке строительство здесь шло полным ходом. На пустынных местах возникали селения, которые очень скоро превращались в города. Поэтому надобность в строителях, каменщиках, резчиках по камню и дереву, была очень большая. Все стремились сюда. Каждый со своим интересом. Ведь никто не предполагал, что алмазы и золото вскоре иссякнут, и начавшие бурно развиваться города, захиреют, станут богом забытой провинцией, обреченные на медленное умирание. Так бы и произошло, вероятно, но, как говорится «неисповедимы пути…» Похоже, суждена им жизнь долгая и славная, а все благодаря тому, что встретил португалец Мануэл Франсиско, строитель и архитектор штата Минас Жерайс, негритяночку по имени Исабель. Может быть, она была его собственной рабыней, а может и нет – не важно. Прикипело сердце  португальца к этой рабыне и родился у них сын, естественно мулат, который прославил в дальнейшем и свое имя, и страну свою на весь мир.

Не случайной оказалась эта связь. Сын рабыни, по неписаному закону чрева,  родившийся рабом, получил не только свободу, но и имя отца и назвался Антонио Франсиско Лисбоа.

Впрочем, этот факт не был уж таким исключением. Как говорилось выше,  в этот период  женщин, не только белых, но и черных, не хватало, и  новые сеньоры буквально из-за них дрались, особенно из-за мулаток.  И ведь закона не боялись, в случае  если были женаты, конечно. По закону, белая жена могла и в суд подать на мужа за его шалости, в результате чего любвеобильный супруг мог схлопотать несколько месяцев тюрьмы или заплатить приличный штраф. Но темперамент брал свое, и вскоре по всей стране пошли гулять многооттеночные мулаты, ставшие в дальнейшем довольно активной частью населения.

Так вот,  не  скажу за всю Бразилию, а в капитании Минас отцы детей, родившихся рабами по закону чрева, имели обыкновение давать им свободу. Что их на это толкало – трудно сказать. Может быть, португальская нация особенно отличается чадолюбием? Если судить по их далеким современным потомкам, то оно так и есть. При виде детишек все так и млеют, в транспорте, в магазине, везде.

Согласно одному из свидетельств того времени, мулаты буквально наводнили страну. Они  изображаются современниками, как «раса агрессивная, независимая, высокомерная, склонная к бунту по любому  подстрекательству, особенно, что касается их свободы, единственному богатству, которым они обладают». Велика была и роль этих людей в жизни страны, они становились не только рабочими, ремесленниками, но и художниками, скульпторами, музыкантами, актерами, и порой  достаточно известными. Так что Антонио Франсиско Лисбоа  в то время не составлял исключения.

В автобиографии мастера сплошные вопросы, начиная с даты рождения. Расхождение в дате  в 8 лет. По одним  утверждениям он родился в 1730 году, по другим – в 1738. Но документально известно, что в 38 году его отец официально женился на белой сеньоре. Значит одновременно у него родился сын-мулат?  Впрочем, чего только в жизни не бывает! Выходит, что Мануэл Франсиско, даже женившись, свою связь с рабыней…чуть было не  написала  «Изаурой»,  с рабыней Изабель не  прервал. Даже если предположить, что Антонио родился все–таки в 30-м году - за несколько лет многое могло измениться, Мануэл одумался, решил  исправить грехи молодости и прочее - однако доподлинно известно, что у  матери Антонио был еще один сын от данного сеньора, младший брат знаменитого скульптора, о котором  вообще ничего не известно, ничего, кроме того, что он был – и все. Видно  связь эта была очень прочная и длилась многие годы. Что, впрочем, не помешало  португальцу родить от законной жены  троих дочерей и сына Феликса, который в дальнейшем пошел по духовной стезе - стал монахом. Таким образом, Мануэл имел как бы две семьи, одну официальную, другую побочную, в которой один из его сыновей оказался гениальным архитектором и скульптором Антонио Франсиско. И почему  так везет побочным детям. Свои, законные, тоже вроде бы ничего, так сказать, среднестатистические, а этот, поди же какой уродился. Негритянская кровь что –ли сыграла?

Итак, Антонио родился 29 августа 1730/38 года. Природа одарила этого человека бешеным темпераментом, неистовым жизнелюбием и огромным талантом художника. Но как часто бывает, именно среди гениальных людей, внешней красотой он не блистал.  Почему так устроено в природе? Главным образом это касается мужской части населения, все-таки среди женщин больше гармонии, внешность чаще соответствует внутреннему содержанию. Ремарк в одном из своих произведений, если не ошибаюсь, в романе «Три товарища» утверждал, что все неприятности в этом мире исходят от людей  маленького роста. За дословность не ручаюсь, но смысл именной такой. Не знаю как насчет неприятностей, но как начнешь перебирать историю – что ни гений, то обязательно маленького роста, плюс масса других физических недостатков, зачастую болезней и уж непременно вредностей характера. Взять хотя бы всеми любимого Александра Сергеевича. Маленький, некрасивый. Скажете тоже негритянская кровь свое дело сделала? Хорошо. Лермонтов. Дворянин с чисто европейскими  кровями! А читаешь свидетельства  современников, да и по портретам видно – далек от Аполлона. Но зато какой талантище!

Вот каким описывают Антонио Франсиско его современники: « Антонио Франсиско был темным мулатом, имел громкий голос, говорил оживленно, обладал раздражительным темпераментом. Был небольшого роста, тело имел тучное и неуклюжее, лицо и голову круглые, большие, волосы черные, курчавые, густую бороду, лоб большой, нос обыкновенный и немного заостренный, губы толстые, большие уши и короткую шею». Таким, в моем неуклюжем переводе, его описывал первый биограф Бретас. Впрочем, имеется и живописный портрет художника, вернее,  его предположительный портрет, то есть историки и искусствоведы предполагают, что изображенный человек может быть Антонио Франсиско, но это под вопросом. Однако и по описанию и по предполагаемому портрету видно, что Антонио  красотой не блистал.

Какие отношения связывали его с отцом? Предположительно самые близкие. Потому что сын с раннего детства сопровождал отца во всех поездках по капитании, по всем строительствам, где на практике прошел хорошую школу строительного, архитектурного и скульптурного мастерства.

Получил ли он еще какое либо образование, кроме церковно-приходского – не известно, зато доподлинно известно, что  владел латынью, обучился этому языку  на практике, общаясь с людьми священного звания. Где и с кем занимался рисунком, резцом, лепкой и прочими творческими премудростями остается только догадываться.

Лучшей  его архитектурной работой, как раньше было принято писать, вершиной  архитектурного творчества  знаменитого мастера стала церковь Сан Франсиско в городе Оуро Прето. Этим произведением  Антонио как бы завершает первую,  значительную, а так же  наиболее  счастливую половину своей жизни и творчества.

Принято считать, что церковь целиком построил Антонио, однако установить достоверность этого факта не представляется возможным. В книге церковного братства францисканцев, заказчика на это строительство, значится, что он получил плату только за кафедры. Но достоверно известно, что кроме них  мастер выполнил портал, множество работ внутри церкви, чашу для омовения рук и резьбу в главной капелле. Некоторые исследователи предполагают, что разработка чертежей главного плана церкви принадлежит отцу Алейжадиньо, что с помощью сына именно он в последние годы своей жизни выполнил план церкви. Вернее было бы, по-видимому, считать, что Антонио Франсиско Лисбоа работал над чертежами церкви Сан-Франсиско-де-Ассиз под руководством своего отца. Слишком велика разница между характером этой церкви и постройками, выполненными  Мануэлом Франсиско Лисбоа, которые производят впечатление довольно суровых и несколько тяжеловатых по пропорциям сооружений.

В церкви Сан-Франсиско  Антонио  развивает некоторые композиционные и стилистические принципы европейского барокко, сохраняет традиционное трехчастное построение здания, как это было принято в Португалии.

Пока был жив отец, Антонио находился при нем. Отец получал заказы, руководил работами и по всем документам значилось только его имя, сын находится на вторых ролях. Несмотря на то, что в это время он взрослый,  сложившийся и уже признанный мастер.

Кажется, именно Антонио начал широко использовать  в строительстве зданий местный мыльный камень, которым так богаты те места. Говорят, мыльный  камень мягкий при добыче, твердеет на воздухе, что очень удобно при отделочных работах. Камень обладает широким спектром цветов зеленоватых, красноватых, коричневатых и голубоватых оттенков. И именно этим качеством поразил меня храм в первый момент, своим разноцветием, красочностью и нарядностью. Зелено-коричневые колонны, резьба, рельеф в медальоне над порталом. Все детали искусно выточены из мыльного камня, педра-сабона.

Внутри храм так же богато украшен и резьбой и всяческого рода скульптурой. Воочию увидела те самые знаменитые рельефы двух кафедр, которые репродуцируются буквально во всех книгах по искусству и прямо обомлела.  Судя по репродукциям, они кажутся огромными, монументальными произведениями, на деле же… мелкий  небольшой рельеф. Что ж объектив фотоаппарата обмануть невозможно, он непроизвольно выдает истину, показывает любую фальшь и ничтожность. Если художник не обладает талантом и гонит, как сейчас говорят, туфту, все это тут же проявится на фотоснимке – таково свойство данной техники. По фотографии произведения безошибочно  можно определить степень одаренности художника, и с этим ничего не поделаешь. Вот и мелкие рельефы  кафедр церкви Сан Франсиско предстают на фотографии значительными и монументальными. Значит – так оно и есть. Мал золотник, да дорог.

Особенно  прославились центральные  рельефы  обеих кафедр. В центре левой кафедры – Христос, с лодки читающий проповедь, на кафедре справа – сцена «Иона с китом». Эти рельефы многие зарубежные исследователи  называют «готическими». Почему, как могли возникнуть  эти готические черты. Видимо, не имея возможности лично познакомиться с творчеством лучших мастеров европейского искусства, Антонио обращался к доступным для него образцам церковного искусства. К книгам, которые привозились из Португалии, церковной утвари с вычеканенными на ней изображениями библейских сцен, гравюрам. Пытаясь найти свой стиль, использовал все, что попадалось под руку. К тому же, следует учитывать тот факт, что Бразилия 18 века жила еще как бы в средние века. Как в средневековой Европе, здесь центрами культурной жизни были, в основном, монастыри, видимо, поэтому бразильские мастера так охотно перенимали некоторые черты европейской готики.

 В те времена все жители объединялись в своеобразные церковные братства, приходские общины, каждый слой общества имел свой приход, даже рабы-негры. Среди  этих общин  постоянно шла своеобразная борьба, конкуренция на тему, чей храм лучше. Поэтому очень высоко ценились архитекторы, каменщики, скульпторы – словом все те, кто участвовал в  создании того или иного храма. Каждая приходская церковь, будучи молельным домом, одновременно являлась и своеобразным клубом, местом где можно встретиться с друзьями, поговорить о делах, узнать новости, а то и пофлиртовать. Структура  храма позволяла подобные вольности. Сан Франсиско являет наглядный пример конструкции подобного здания.  Сама церковь, как бы находится внутри большого здания, которое окружает ее со всех сторон, образуя боковые крытые галереи и пределы. На втором этаже – просторный зал для собраний руководителей общины. Сейчас здесь располагается музей, в экспозиции которого представлены история самого храма и материалы о зодчем и скульпторе Антонио Франсиско Лисбоа. Тут же я впервые увидела и его предположительный  портрет, а так же ксерокс одной из  последних расписок, начертанной рукой самого мастера.

После смерти отца Антонио становится ведущим  мастером капитании. Строителем, скульптором, архитектором и дизайнером, говоря современным языком.

Дизайнер – как профессия  выделилась только в наше время, сравнительно недавно, а вот архитектор – как ни странно, но официально этой профессии так же не существовало. Планы храмов и зданий мог рисовать кто угодно, подрядчик, скульптор, даже сам заказчик. В документах при заключении договора на строительство перечислялось все что угодно, кроме архитектурных работ.

Необходимо подчеркнуть, что в 18 веке в Бразилии в отношении различных профессий господствовали средневековые законы, мастера объединялись в союзы по принципу средневековых европейских цехов. Причем каждый мастер обязан был иметь свидетельство о  своей принадлежности к определенной профессии, тем кто его не имел, выдавалось временная лицензия на право работы в определенной области.

Первая половина жизни прошла для Антонио благополучно и даже  счастливо. Рожденный рабом, он получил свободу,  имел возможность развить и широко использовать свои таланты, в результате чего – уважение, почет, даже материальное благополучие. Люди талантливые, такие, как Антонио, всегда на виду, и при тогдашнем размахе строительства, что называется - нарасхват. Его даже приняли членом в одну из свободно рожденных общин, где он одно время занимал должность судьи. Словом, все было хорошо, судьба ему улыбалась..., но, как оказалось, улыбалась кривой усмешкой.

1777 год стал для мастера роковым. В этот год закончилась биография простого человека Антонио Франсиско Лисбоа и началась легенда, история маленького калеки по прозванию Алейжадиньо.

Болезнь взялась за него круто с самого начала. Очень скоро отказали ноги. По легенде он потерял пальцы ног, с этих пор мог передвигаться только на коленях. Тут, правда, большую помощь мастеру оказывали его трое верных рабов. Они не только переносили его в носилках из дома к месту работы, не только помогали передвигаться, но все трое оказались не без таланта. Очень скоро они переняли у хозяина основные строительные и прочие навыки и стали активно участвовать во всех его работах.

Далее легенда утверждает, боли в суставах порой бывали настолько непереносимы, что мастер сам отрубал себе пальцы рук, любым способом стремясь  облегчить свое состояние. Так ли это?  Легенда – есть легенда. Где правда, где выдумка?

Что же за болезнь мучила Алейжадиньо? Тут много вопросов. Народ с уверенностью называет ее проказой. Может быть так понятнее  и героичнее? На деле же существует ряд  противоречий, как говорится много за и против. Несмотря на то, что устная традиция придерживается именно этой версии, вряд ли при такой болезни Антонио позволили бы свободно жить в обществе, даже,  несмотря на его талант. Кроме того, точно известна дата его смерти, она зафиксирована, 1814 год. Несмотря на расхождение в дате рождения, даже если предположить, что он родился в 38 году, все равно в год смерти ему было 76 лет. Прилично для больного проказой. С такой болезнью вряд  ли он протянул столько. Еще одно предположение, болезнь – результат сифилиса. Известно, что смолоду Антонио вел, мягко говоря, разгульный образ жизни.

Третий вариант – ревматизм.  Как говорится, возможны варианты. Как бы то ни было, чем бы он ни заболел, в 47 лет или в 39 – испытание на его долю выпало жестокое. Приходится  удивляться, как с  подобной болезнью он не отчаялся, не наложил на себя руки. Жить много лет без отдыха и срока в постоянном стрессе, не иметь возможности ни передохнуть, ни расслабиться – страшнее пытки не придумаешь. Кто не испытал сам или не жил рядом с близким, терпящим нечто подобное, не поймет что это такое.

Но Алейжадиньо не только жил, выживал, но еще и творил вечное. Впрочем, может  быть, именно благодаря творчеству, он и смог выжить. Интересная зависимость: болезнь – творчество. Не благодаря, а вопреки. Не только выжить, но и победить в неравной, жестокой, и, в общем-то, все равно проигранной битве.                      

Умирал Алейжадиньо страшно. В одиночестве, слепой, в конце жизни он потерял еще  и зрение, брошенный своим последним учеником на произвол судьбы. К счастью, где-то в Рио, у него оказался незаконный сын, результат какого-то давнего романа. Судьба этого сына неизвестна, но видимо какую-то связь с ним Антонио все-таки поддерживал. И вот произошло чудо. Жена сына по имени Жоана, взяла на себя все заботы о безнадежно больном    свекре. Рассказывают, что Жоана находилась при нем все  последние страшные дни, помогала, как могла,  облегчала его страдания. У нее на руках Антонио и умер. Со слов этой женщины, в середине 19 века, историк Бретас записал первую биографию замечательного скульптора и архитектора, великого сына Бразилии.

Народ  дал Антонио прозвище Алейжадиньо, то есть   маленький калека, калечка.  Как-то не переводится на русский язык. Может быть, потому что у нас нет подобной традиции, давать прозвища. В Бразилии же все мало-мальски известные люди, чаще всего любимые народом, имеют прозвища. Причем, на португальском, эти прозвище звучат отнюдь не уничижительно, наоборот скорее ласково, по доброму.  А Алейжадиньо бесспорно был и остается  очень любим всем народом.

Болезнь как бы поделила надвое не только жизнь  мастера, но и его творчество. Получилось так, что до болезни Алейжадиньо создал  все свои лучшие произведения в архитектуре, и, прежде всего,   знаменитый собор Сан Франсиско в Оуро Прето.

В этом соборе все необычно по меркам того времени, начиная с плана здания. Объемы внутренних помещений, как бы  перетекая один в другой, обладают законченностью, пластичностью, и в то же время логичностью и четкостью. Как уже говорилось, в то время план здания мог рисовать кто угодно, такой должности, как архитектор не существовало, поэтому авторство чертежа храма  Алейжадиньо приписывает больше традиция, никакими документами это не подтверждается, однако исследователи охотно соглашаются с этим фактом, справедливо полагая, что подобный шедевр мог быть создан только  чрезвычайно одаренным человеком.

Внешне церковь проста и непритязательна – гладкие, почти ничем не расчлененные боковые стены прямоугольной коробки, составляющие стены здания, простая двускатная крыш. Но все это не может не удивить грандиозностью  и смелостью конструктивного решения. Алейжадиньо по-своему понял и переработал привычные европейские формы, сумел создать самобытное и оригинальное произведение архитектуры, избежав провинциализма и эклектизма.

Точно найденные пропорции, почти пластическая законченность всех архитектурных частей, плавные округлые линии башен, которые вместе с вогнутыми линиями вестибюля как бы повторяют сложный барочный рисунок, украшающий фасад, прекрасно выполненные скульптурные украшения и рельефы – все это создает светлый и радостный образ, открытый яркому бразильскому солнцу и легкому воздуху Минаса. Эта чисто инстинктивная любовь к изгибу стала поистине национальной чертой бразильской архитектуры до настоящего времени.

Болезнь не прервала активной творческой жизни Алейжадиньо. Наоборот, отныне именно творчество стало для него той отдушиной, которая позволяла на какое-то время забывать о телесных страданиях.

Вероятно, внешние перемены, какие произошли с ним, больно ранили его душу, мучили его не меньше болей. Видеть сострадание в глазах людей, а может быть и неприязнь, не многие могут выдержать такое. У большинства больных людей развивается мнительность,  они становятся обидчивыми, а люди, особенно молодые и здоровые, не всегда отличаются тактичностью, не умеют щадить чужое самолюбие.

Алейжадиньо всеми силами  сторонился  любого общества. Говорят, что ранним утром, когда город еще спал, рабы переносили  его в носилках к месту работы, и возвращались домой поздно  вечером, в сумерках, что бы никто не видел его изуродованного тела. Так Алейжадиньо  и жил много лет, словно ночная птица или затравленный зверек. Этот великий маленький калека.

Благодаря подобному образу жизни, имя его стало обрастать легендами. Понятное дело, когда люди что-то не понимают, они придумывают такое… Так возникла легенда про проказу, которая бытует до сих пор, во всех слоях, и попробуйте кого-либо разубедить в этом!

С другой стороны, пробелы в биографии сыграли и не очень положительную роль. В наше время возникла версия, что такой личности, как Алейжадиньо, вообще не существовало, что под этим именем скрывалось несколько человек, несколько художников, так как один человек, тем более калека, вряд ли мог создать подобные творения. Что-то знакомое, не правда ли? Вспомним В.Шекспира! Кому только не приписывается авторство его творений!

06.06.97.

Почти шесть часов утра. Собираюсь ехать вместе с Морейро, он обещал подбросить меня до Конгоньас.

Всю ночь была такая проливнуха! Кажется похолодало – зима все-таки, хоть и бразильская. Июнь месяц, говорят, самый холодный.

Сижу на родовиариа, то есть на автовокзале в Конгоньас, жду автобус в Бело. Не успеваю за собственными впечатлениями. Еще толком не переварила вчерашнюю поездку в Оуро Прето, а сегодня – новые впечатления.

Наконец-то увидела  знаменитых «Профетас», пророков Алейжадиньо, и его скульптурный цикл «Хождение по мукам». Поняла что же это такое, замысел в целом, где конкретно располагались фигуры. Естественно, у нас в России такой традиции - создание скульптурного цикла на библейскую тему, не существует,  не увидев, трудно представить  решение композиции  в целом. Оказалось, на пути к храму построены шесть капелл, в них-то и находятся скульптуры. Как мне объяснил служитель, верующие медленно поднимаются по дороге, ведущей к церкви на холме, от капеллы к капелле, и перед ними  постепенно разворачивается история последних дней Христа на земле. От Тайной вечери до Водружения  креста на Голгофе.

Капеллы – небольшие  купольные сооружения,  четырехугольные в плане. Вместо дверей – деревянные фигурные решетки, через которые хорошо обозревается внутреннее помещение, в которых на высоких подиумах, как на сцене, размещены скульптуры, созданные Алейжадиньо в конце 18, начале 19 веков, между 1799 – 1808 г.

Но, прежде всего, хочется рассказать о месте, в котором я сейчас нахожусь.

Итак, городок Конгоньас ду Кампо. В 60 км. От Оуро Прето. Окруженный со всех сторон горами. Название Конгоньас происходит от языка тупи – «конгои», что означает «поддерживает», «кормит».  Здесь находится святая святых – храм Бом Жезус до Матозиньос – один из духовных центров Латинской Америки.

История святилища и города такова. Около 1700 года по берегам реки Мараньон возникло ряд поселений, из которых очень скоро образовался поселок Вила Реал де Куелиз, в котором в 1745 г. был построен первый приход.

Надо сказать, места эти чрезвычайно богаты залежами драгоценных металлов и камней. Не удивительно, что именно здесь в  то время жили очень богатые люди. Существовал секретный список от 1746 года, самых богатых семей  капитании Минас Жерайс, среди которых большинство было именно из Конгоньаса. Но  город вошел в историю отнюдь не благодаря своему богатству.

Если существуют на свете благодатные места, то Конгоньас, несомненно, принадлежит к их числу. Говорят, что здесь огромный запас всяческих руд, в том числе и железа. Утверждают также, что железо как-то по-особому действует на здоровье и психику человека. Не знаю, но то, что город действительно расположен в благодатном месте, испытала на себе. Панорама, окружающая город со всех сторон, божественно прекрасная особенно, если смотреть с холма, на котором расположен  храм. Прозрачный легкий и успокаивающий воздух – всей грудью чувствуешь, как в нем буквально разлиты  умиротворение и покой. Следует ли удивляться, что именно  здесь построено святилище, в котором Алейжадиньо суждено было поставить акценты, те самые точки, которые придали законченный вид всему комплексу, сделав его притягательным для тысяч паломников не только из стран Латинской Америки, но даже из Европы. Впрочем, европейцев сюда привлекает не столько святость данного места, а скорее слава гениальных творений великого Алейжадиньо.

Так что же такое это самое или самая, не знаю как правильно, Матриз? В переводе – матка, матрица, главный…по-русски, видимо, ближе всего будет – святилище.

В самом начале 18 века  португалец Фелисиано Мендес  задумал построить храм. Странное, но вполне естественное желание, если учесть, что этот португалец подорвал здоровье на золотых рудниках. Врачи, как водится, оказались в его случае бессильны, и Филисиано ничего не оставалось, как уповать на Господа. Он выбрал место на одном из холмов, поставил там небольшой переносной алтарь, который привез из Португалии и большой деревянный крест. Таких, как Мендес, работяг, обменявших на рудниках здоровье на золото, оказалось немало -  пожертвования потекли рекой, и вскоре началось строительство храма, в основу которого  был положен план одноименной церкви в Португалии возле города Порто, кажется родины  Мендеса.

Сам Мендес так  и не дожил до окончания строительства, ни здоровье, ни жизнь Бог ему не продлил, однако свою задачу он все-таки выполнил, храм-то стоит! Кто знает, может быть, это и было его предназначение  в жизни. Так сказать, на роду написано, заложить храм во славу Господа Бога. Мир праху его.  И еще раз: «неисповедимы…» и так далее.

Случилось так, что и само место и храм обрели, а вероятнее всего изначально имели удивительную притягательную силу. Известно, что и города, и деревни, даже отдельные места, как и люди, могут обладать личной силой, которая  либо приобретается в течение определенного периода благодаря трудам праведным - для этого зачастую нужно приложить гигантские усилия, либо, что реже, дается от природы, а уж   что дадено  от природы – ничто не заменит.

Города, как и люди,  имеют свою биографию. Как и людям, одним суждена жизнь славная и долгая,  другим… другие погибают, едва успев возникнуть, исчезают никем не замеченные. Конгоньас, будучи местом уникальным, дает жизнь долгую всему, что здесь возникает. Храм Бон-Жезус-де-Матозиньос был построен,  и  в эти места потянулись паломники. Все, кто нуждались в помощи, поддержке, утешении. Неизлечимо больные, калеки, несчастные и неудачники – приходили, приезжали, приползали в места сии, ставшие святыми, вымаливать милость для себя и своих близких, надеясь на чудо.

Вечером того же дня.

Вернулась из Конгоньас в Бело неожиданно быстро. Даже не ожидала. Домой ехать не хотелось, решила побродить по городу, а главное узнать, где здесь менялка. Реалов уже на нуле, надо менять доллары. Обошла ряд улиц – ничего. Привыкла в последние годы, в Москве  валюту можно обменять на каждом углу, а здесь…Путем сложных вычислений и наблюдений нашла что-то вроде нашей сберкассы. Обратилась к сотруднице, ответ – только в Банко ду Бразил. Где это?  Долго плутала  по авенидам и ладейрам, все-таки  нашла этот самый Банко. Работает с 09 до 16 часов каждый день, кроме субботы и воскресенья. Была пятница, долларов при себе не было, неужели придется ждать до понедельника?

А день сегодня хороший, ни жарко, ни холодно, ну впрямь московское лето! Утром, когда мы ехали с Морейро по шоссе, над нами ползли тяжелые массивные тучи, даже не тучи, а гигантские тонны воды, иначе и не скажешь, стремительно несущиеся по…даже не по небу,  а почти по земле, цепляясь за сопки и почти задевая крышу нашего автомобиля. Казалось, что это и не тучи вовсе, а ползет гигантское мистическое существо, которое и разглядеть-то  целиком невозможно - настолько оно  велико и необъятно. Страшновато! Где-то вся эта масса обрушится и на кого?

Позднее горизонт прояснился, а когда я возвращалась обратно, наблюдала, как  местами отставшие облака медленно переползали с сопки на сопку. Почему-то  эти горы иначе и называть не хочется, очень уж удачное сибирское слово «сопка». Да и пейзажи чрезвычайно похожи на те, какие я видела под Красноярском, если, конечно, исключить зачем-то понатыканные кое-где пальмы. В кадках, наверное.

Кстати, поймала себя на странной мысли или ощущении… ощущении зимы – не зимы, даже не осени… словно бы во мне сработали некие внутренние часы…Короче, все это время, в Бразилии, мне кажется, что на дворе по крайней мере конец сентября или начало октября. Подобное состояние у нас буквально разлито в воздухе именно в это время года. Все-таки природу не обманешь. Так и хочется сказать словами классика : «Все врут календари!»  Вообще,  с трудом верится, что где-то там, в далекой  Москве сейчас лето, люди купаются и загорают, да и существует ли она на самом деле, эта самая Москва? Вот тебе бабушка и теория относительности!

 В Конгоньас Алейжадиньо приезжает в 1796 году и с перерывами работает  здесь до 1808 года. Видимо, несмотря на болезнь, уже более 19 лет – срок немалый - он обладал громадной творческой потенцией, раз именно ему, а не кому другому  поручается этот грандиозный заказ. Талант, как верный союзник, не только не изменил, наоборот, окреп, стал более мощным и глубинным. Диву даешься, как этот вконец изуродованный, измученный болезнью человек, имея на руках по два пальца, большой и указательный, сумел под конец своей жизни создать шедевр пластики – «Хождение  по мукам» или «Страсти по Христу», не знаю какой перевод вернее.

Шутка ли 66 фигур из кедра! Утверждают, что он работал не один, с помощниками. Натурально с помощниками! А то как же? Огромный цикл! Да тут и здоровый мужик один не осилит. Так всегда это и делается. Студией или мастерской руководит признанный мастер. Ученики и помощники выполняют самую тяжелую предварительную работу, а сам мастер, так сказать, осуществляет общее руководство. Это ни для кого не секрет. Идея, и это главное,  принадлежит именно ему, так же как и основные образы.

В «Страстях» шесть больших картин: Тайная вечеря, Моление о чаше, Взятие Христа под стражу, Бичевание  и Христос в темнице, Несение  и водружение креста. Шесть картин  и капелл так же шесть, для каждой картины своя капелла. Создавался весь цикл одновременно, так же одновременно же стали строить и капеллы. Однако при жизни Алейжадиньо была закончена только одна, та самая в которой разместились сцены Тайной вечери. Остальные достраивались в продолжение всего 19 века. Где хранились фигуры – неизвестно, но видимо их берегли, потому что до сих пор, с точки зрения сохранности, они в очень приличном состоянии, по крайней мене на сторонний взгляд.

Композиционно «Страсти Христа» можно разделить  на три  группы. К первой относятся изображения Христа и апостолов. Почти  достоверно известно, что они принадлежат резцу самого Алейжадиньо, группу отличает некоторая идеализация  персонажей, в частности Христа.

Более реалистичны и конкретны изображения  простых людей – спутников Христа и свидетелей его гибели. И, наконец, враги – легионеры, палачи. Исследователи склоняются к тому, что эти фигуры выполнены руками учеников и помощников Алейжадиньо, настолько резко отличается манера исполнения от обычной техники скульптора.

Фигуры воинов и их лица  обтесаны крайне грубо, черты лица преувеличены. Но, несмотря на грубость исполнения, они очень  выразительны, полны экспрессии и движения. Это почти маски, которые, вероятно, можно увидеть на бразильских карнавалах. Думается, кто бы ни делал эти фигуры, все равно они создавались под наблюдением Алейжадиньо, а первоначальный замысел, несомненно, принадлежит именно ему.

Пройдя по дороге от капеллы к капелле, обозрев весь цикл «Страстей господних», верующий поднимается по красивой причудливой лестнице на балюстраду, где находится еще одно чудо, созданное  гением Алейжадиньо. Здесь установлено двенадцать фигур пророков, изваянных из мыльного камня. Двенадцать фигур почти в натуральную величину.

Конечно  же, и в этом случае он так же работал  с творческим коллективом,  что, естественно, не умаляет величия подвига больного мастера.

Общая идея, композиционное построение, принципиальное решение каждой фигуры отдельно – все это плод творческой фантазии Алейжадиньо. На долю же помощников и учеников оставалось физическое воплощение замысла мастера.

Странные фантастические фигуры, породившие много толков и недоуменных вопросов, которые до сих пор задают себе досужие исследователи и искусствоведы. Уж очень эти фигуры необычны для тогдашнего искусства.

Сама по себе идея установки скульптур в преддверии храма на лестнице или балюстраде – не нова. Тому имеется множество примеров в Европе, и в Португалии в частности. Исследователи чаще всего цитируют, как пример, одноименное святилище в Португалии, Бом Жезус де Брага. Правда там и лестница подлиннее и скульптур поболее будет, и сами по себе эти скульптуры вычурнее, с множеством деталей и украшений, напоминающие растительный декор стиля модерн. Этакое сплетение лиан, растений, цветов и фантазии.

Скульптуры же Алейжадиньо аскетичнее, более цельные, значительнее  и весомее по образу и

представляют из себя композиционное единство, хотя и  не связаны между  собой каким-либо конкретным действием. Каждый пророк как бы погружен в свои думы. Но постановка фигур одна относительно другой такова, что в целом они составляют группу, объединенную общим движением. С точки зрения  наблюдателя, фигуры, как бы сцеплены между собой, сходятся, расходятся, кружатся под порывами ветра,  передвигаются  в пространстве, словом производят впечатление  фантастического танца. В литературе чаще всего  их так и называют – балет в скульптуре.

Лестница имеет два главных марша, и пророки располагаются в ритмическом порядке по обеим сторонам каждого из них. По  мере подъема отдельные фигуры объединятся в живописные группы, количество в которых постоянно меняется, что создает  впечатление сложной динамики. Точным, почти геометрическим построением композиции, умением правильно вписать фигуры в сложную  форму эллипса, заставить их двигаться в едином ритме Алейжадиньо добивается необыкновенной живописности скульптурной группы и художественно-эмоциональной выразительности.

 Двенадцать  библейских пророков. Почему-то Алейжадиньо взял  только четверых из так называемых больших пророков:  Исайя, Иеремия, Изеекиль и Даниил. Остальные – из серии малых, редко употребляемых: Осия, Иоил, Амос, Абдиас, Иона, Барух, Наум, Набакук. Странные, не очень привычные для нашего уха имена.

Мыльный камень, из которого выполнены скульптуры, по своей структуре довольно мягкий и пористый. Исходя из  особенностей материала, Алейжадиньо делает фигуры пластичными, как бы лепит их крупными, мало расчлененными массами, так что издали они производят впечатление монолитов. Но в то же время скульптор подробно разрабатывает детали одежды, орнамента, вводит множество декоративных элементов: развевающиеся бороды, живописные складки плащей, фантастические одежды, и в то же время творческая индивидуальность мастера в данном произведении проявляется с такой силой, что декоративность становится второстепенным элементом. Это подлинное монументальное произведение.

 Каждый пророк держит в руках развернутый свиток с каким-либо своим изречением-пророчеством. С одной стороны данное изречение характеризует самого пророка, выражает его основные черты и деяния, с другой – создается впечатление, что цитаты выбраны не случайно, в них мастер может быть закодировал свое послание. Послание к кому? К потомкам? Как знать?

«Я плачу Иудею, разрушенный Иерусалим» – говорит его Иеремия. «Гнев сковал мои уста», - отвечает ему  Исаия. «Тебя Вавилон,  тебя обвиняю, и тебя, тиран Халдейский!» – гневно восклицает Аввакум. Не вызывает сомнения, что  этот иносказательный «разговор» пророков имеет вполне конкретную историческую основу: борьбу бразильцев против португальского ига.

Среди специалистов не утихают споры  о том, почему Алейжадиньо подобрал именно такой ряд пророков, почему сочинил подобные образы, где он мог видеть восточные одеяния, столь непривычные для бразильского глаза той эпохи.

Предположений много, одно фантастичнее другого. Говорят, что источником изображения для него могли послужить гравюры и мелкая пластика, в большом количестве привозимые из

Европы. Некоторые утверждают, что Алейжадиньо бывал в Рио и именно там мог видеть нечто подобное – очень сомнительно, это моя точка зрения.  Некоторые договариваются до того, что мастер  якобы тайно посетил Европу – совсем фантастика! Споров много. К чему только? Важно, что существовал подобный человек и оставил нам свои творения, что бы мы любовались ими, восхищались и изредка посещали места сии, хотя бы, как туристы.

А места-то действительно необыкновенные, что называется отмеченные перстом божьим. Здесь и воздух, и природа, и невидимая энергия таковы, что кажется все заведомо настроено на ожидание чуда. И чудеса в подобных местах действительно происходят. Да и сам город Конгоньас и храм с удивительными скульптурами – разве это не чудо?

А в наши дни произошло чудо другого порядка. В данном случае, в буквальном смысле понимания этого слова.

Жил да был в середине нынешнего века в Конгоньас человек по имени Педро де Фрейтас, получивший чуть ли не всемирную известность  известным под прозвищем Зе Ариго – опять прозвище! Простой бразильский парень, окончивший аж три класса местной школы, как я понимаю, что-то вроде  нашей дореволюционной ЦПШ – Церковно-приходской школы. По окончании оной,  работавший в  какой-то компании по добыче угля или железа.  И вот с какого-то времени молодого и совершенно здорового человека, начали мучить  почти постоянные  головные боли, а затем, как следствие, бессонница. Три года продолжалась эта пытка,  в  результате чего у него начались галлюцинации. Как водится, медицина оказалась бессильна. Почему-то все, что касается насморка, головной боли и прочих вещей, она завсегда бессильна. Хотела бы я знать, когда же она бывает сильна? Но дело не в этом. Однажды Зе неожиданно своим внутренним, а может быть и не внутренним, зрением увидел лысого человека в белом переднике. Человек стоял в огромном, как он позднее узнал, хирургическом зале, в окружении целой команды медиков. Лысый заговорил с Зе на незнакомом языке, который молодой бразильский рудокоп с трехклассным образованием естественно не знал, но каким-то образом понял все, что ему было сказано. Доктор Адольф Фриц, немецкий врач-хирург, а это был именно он, к тому времени давнишний покойник, по каким-то никому не известным параметрам, избрал Зе, что бы посредством его физических усилий, заниматься хирургией наяву. Может он при жизни не налечился или на том свете наказание такое получил, за то, что при жизни много людей покалечил – вот и осудили его вечно лечить до Судного дня. Не знаю. Факт тот, что три года он к Зе пробивался и все-таки пробился. Начиная с этого момента, точнее с 1950 года  Зе Ариго был обречен периодически впадать в транс и в этом состоянии творить прямо-таки  чудеса. Причем свидетели  показывают, что в подобные моменты Зе преображался,  изменялись его жесты, лицо приобретало более значимое одухотворенное  выражение, менялся тембр голоса, да и говорил он исключительно по-немецки.

Естественно, слух об его чудесах молниеносно разнесся повсюду. Народ обрадовался. Наконец-то нашелся человек, способный реально помочь  всем страждущим и избавить их от телесных мучений. Как результат, в  Конгоньас повалили толпы  больных и калечных. Дело дошло до того, что пришлось открывать регулярные прямые автобусные линии аж из Аргентины и Чили.

И тут взбунтовались медики. Хлеб отбивают! В 1965 году против Фрица, вернее против его земного воплощения в лице Зе Ариго, был возбужден процесс за знахарство. Уж какое там знахарство? Но медикам виднее. У них дипломы, корпорация, клятва Гиппократа и прочее. Знахарство – так знахарство. Короче, приговорили  ни в чем не повинного  Зе  к 15 месяцам тюремного заключения. Интересно о чем думал Фриц? Ведь 15 месяцев без дела, вернее без тела оставаться. Но доктор Фриц не дремал, ему не светило столько времени простаивать. Видимо по его наущению вмешался в это дело тогдашний президент Жуселино Кубичек. Этот самый Кубичек был оригинальной и прогрессивной личностью, за что народ его любил до беспамятства. И он, не то пожалел Зе, не то ему самому тот понадобился, но дело кончилось тем, что Ариго был выпущен на свободу, отсидев всего полгода. Кроме того, ему было разрешено практиковать легально.  И тут у медиков открылись глаза!  Поприсутствовав на его операциях, они вдруг поняли, что Ариго действует безо всякого обмана. Что этот неграмотный рабочий лечит на полном серьезе. И не только лечит, но вероятно в пику медикам, еще и вылечивает своих пациентов.

Дотошные американцы  пошли дальше – засняли весь процесс работы Ариго на кинопленку, но даже на ней никакого подвоха не обнаружив, констатировали, что 95%  диагнозов были точными.

Неизвестно чем бы закончился феномен Зе, если бы он неожиданно не погиб в автокатастрофе в 71 году.  Может стар стал… хотя ему всего-то 49 лет было,  или чем-то не угодил доктору Фрицу… неизвестно. Ох уж эти автокатастрофы! Похоже в современном мире они выполняют миссию Господа бога, как что не так – бац, автокатастрофа! Разбирайся потом!

Чем же  занимался  Зе Ариго, какие болезни лечил?  Говорят, и это зафиксировано документально теми же дотошными американцами, делал он глазные  операции при помощи перочинного ножа, лечил лейкемию, рак, диабет и прочие неизлечимые, для традиционной медицины, болезни. Шутки шутками, но ведь вылечивал же! И свидетели тому еще живы, среди которых есть даже бывшие больные. Что это было? Можно гадать, можно верить или не верить – как угодно, но факт остается фактом.

После смерти Зе Ариго доктор Фриц не угомонился. Он нашел другого донора, переселился в другого человека.  Новый донор живет на этот раз в Сан-Паулу, и зовут его Гедес. Лечит он таким же образом, как и Зе, а в свободное от лечения и лекарств время работает простым владельцем какого-то склада. Видно и вправду такое наказание получил доктор Фриц на том свете – лечить  не перелечить.

Все это очень хорошо, только не могу понять, почему Фриц прицепился к Бразилии, чего он там нашел? Ну почему в Россию… Хотя, пардон, в  Россию ему видно не с руки. Немцам с русскими лучше не связываться, все равно проку не будет. Русского мужика просто так не оседлаешь. Ему хоть и не привыкать делать операции при помощи перочинного ножа, кувалды и заклинания из трех букв, он все равно по своему сделает и еще не известно будет ли от этого какой толк.

Вот такое чудесное место этот город Конгоньас.

В 1985 году ЮНЕСКО объявил этот город объектом культурного наследия человечества. Мне кажется жить здесь очень ничего! власти города стараются во всю. Один парк водопадов чего стоит. Парк водопадов или водопада… не  знаю, целый комплекс для культурного отдыха площадью  в 57 тыс. кв. км, сформированный  вокруг водопада Санто Антонио. Тут и спортивные площадки, футбольные, теннисные, волейбольные естественно, кафе, рестораны, театры, 10 бассейнов. Бассейны или  что-то вроде  прудов? А может быть и вправду бассейны. А вокруг огромный лесной  массив, в котором произрастают экзотические деревья  и растения, водятся опять же  экзотические животные. И все для трудящихся!  Вот как развлекаются в бразильской глубинке. В глуши, по нашему. Нам  бы такую «глушь»!

Кстати, удивляет, так называемое самосознание граждан  Бразилии, их общественная активность, видимо впитанная с детства, чувству ответственности за место, в котором они живут, вниманию к действиям властей – видимо это и называется  действенным гражданским обществом.

Вот, например, один из случаев в городе Конгоньас. В 1978 году в Рио, в Музее Современного искусства планировалась большая выставка. Не знаю чему она была посвящена и как называлась, но  в экспозиции этой выставки должны были принимать участие фигуры «Страстей Господних» из города  Конгоньас,  созданные рукой Алейжадиньо. Именно те самые, которые сохраняются много лет в капеллах  святилища.  Фигуры уже погрузили на грузовики,  которые ждали только команды,  что бы отправиться в Рио.  Все было готово, но тут неожиданно вмешалась общественность. Не знаю что ей, общественности, привиделось, может сон какой вещий, но  не дала она отправить скульптуры на выставку. Люди в буквальном смысле перекрыли собой улицу – и дело с концом. Ни полиция, ни, тем более, уговоры не помогли. Драгоценные  произведения остались дома. И надо же  было такому случиться, что именно в этом году, в Музее  Современного искусства  имел быть грандиозный пожар, в котором погибло огромное число произведений!  Здание выгорело  почти до тла, и мне говорили, что в огне буквально  испарилась богатейшая коллекция современного искусства! Даже страшно представить такое! А если бы скульптуры Алейжадиньо находились  в это время там, а они по всему должны были там находится… уж их-то  точно бы не спасли, огромные статуи на себе в одночасье не выволочешь.

Как объяснить подобный случай?  Кто надоумил общество вступиться за свою святыню? Коллективный разум, как у муравьев или что-то свыше – Провидение Господне?

История повторилась еще раз, когда те же фигуры  предполагалось вывезти на выставку в США. Опять вмешалась все та же общественность. Не дала   их вывезти. И правильно сделала. Дерево вещь хрупкая, подверженная всяческим влияниям, климатическим, погодным, даже элементарная тряска, как ни старайся, а она будет, способна повредить художественное произведение. Дерево – это не гипс, не бронза, не камень,  разобьется – никакая реставрация не  поможет.

В Конгоньас я провела добрую половину дня. Уходить не хотелось. Бродила по холму, медленно поднимаясь по дороге паломников, от капеллы к капелле, рассматривала статуи пророков, фотографировала с различных точек зрения, стараясь прочувствовать, хотя бы отдаленно представить замысел автора. Кончилась пленка в фотоаппарате. Зашла в маленький магазинчик сувениров, все-тот же вездесущий «кодак» и, не утерпев, купила книгу об Алейжадиньо. Все. Плакала моя поездка в Сан Жоан дель Рей! Успокаивала себя тем, что я и так туда не успеваю, что до Сан Жоана еще 70 км, значит обратно до Бело Оризонте все 140 будет, если не более, что рано темнеет, а я  плохо ориентируюсь на местности и прочее… главное же, так не хотелось уезжать из Конгоньаса. Спешить, комкать впечатление!  Но как бы долго я ни находилась возле «Матриз», Святилища, сейчас, по прошествии времени, чувствую -  мало я там была, мало! Когда все это вспоминаешь задним число, кажется, что не досмотрела, не додумала, недопоняла чего-то глубинного, что скрыто в этих произведениях, что надо было…Надо! Впрочем - что было – то было!

Расставшись, наконец, со Святилищем, я отправилась побродить по городу. И тут… нет не могу не написать! Для меня цивилизация начинается… короче – общественный туалет, так называемый «публико».  Как известно, больной вопрос для всех русских. Вошла. Просто так, как на экскурсию. Чистые кабины и не только с «городским», я извиняюсь, сортиром, то есть с унитазами, но, еще и с небольшой раковиной для помыть руки для каждой кабинке. И все это БЕСПЛАТНО! Да, это  уровень цивилизации!

Потосковав по поводу бразильских «удобств», пошла дальше. Почти сразу набрела на монументальное сооружение, на воротах которого красовалась надпись – «Ромарио».  Это что такое?  Большой  полукруг связанных между собой одноэтажных зданий, с большими воротами для прохода. Вижу  надпись: «Музеу». Надо поинтересоваться. Точно, музеу,  что-то вроде краеведческого, в том числе и минералогии. Естественно, как не быть такому музеу, раз  город вырос на том самом  месте, где этих самых минералов не счесть.  И тут, не успела я и глазом скосить, как вклещился  в меня свой брат, музейщик. А он и вправду был мужского пола. Слава богу, музей крошечный, а то бы он из меня всю душу  вытряс. Знаю я их в этакой глухомани! Там почитай  годами свежатины не бывает, вот он  на меня и напал. Три комнаты со шкафами битком набитыми всяческими образцами необработанных камней. Страсть как интересно!  Под конец, узнав, что я из России, написал  свой адрес, что бы я ему прислала образцы русского малахита. Вот, поди же, все у них есть, а малахита не хватает, не водится он в местах сих, как будто  он у нас, в Москве под ногами рассыпан!

И только я  приготовилась испить глоток свободы, как на меня накинулась еще одна музейная пиранья, по имени Ана, но уже по другому, гораздо более  интересному, поводу. В небольших уютных зальчиках развернута экспозиция истории города Конгонас в фотографиях. Это тебе не минералогия, это я люблю, особенно старые фотографии. Никто так не расскажет о прошлом, как эти пожелтевшие от времени документы. Люди, дома, церкви, улицы – чего только на них не встретишь. Главное, в них нет ни тени фальши, все так, как оно было, без прикрас и подлога. Фотография вообще очень интересное и в то же время коварное изобретение – объектив не обманешь! Особенно, так называемая, любительская фотография. Она всегда  неожиданна, схватывает объект налету и порой такое выдает!

 Узнав, что я из Москвы, да к тому же тоже музейщик, Ана пела, как птица Сирин. Рассказала мне все, в том числе и историю этого самого Ромарио.

Когда церковь была построена, места эти обрели славу благодатных, и естественно, сюда стали стекаться сотни верующих, больных и калечных, страждущих  обрести благодать и исцелиться от физических и душевных недугов.  Прихожане приезжали издалека,  жили здесь по несколько дней, устраиваясь всяк, как мог на ночь. И вот, для того, чтобы принять  эту массу народа, было построено это самое Ромарио. Что-то вроде гостиницы. Он просуществовал до 1962 гола. Затем  устаревшее здание было полностью разрушено и на его месте выстроили новое,  такое же по архитектуре,  здание, но назначение его  полностью изменилось. Теперь это  Культурный центр. От прежнего Ромарио остались лишь пилоны при входе.

А празднества в Конгоньас грандиозные, особенно в  начале сентября. В это время сюда стекаются верующие и любопытные не только со всей Бразилии, Латинской Америки, но даже из далекой Европы. Как будто европейцам своих «святых мест» мало. Похоже, что в наш век «любопытство» возведено прямо-таки в культ. Люди просто соревнуются между собой, кто больше  и дальше ездил, а самое главное, что почуднее, видел!

Распрощались мы с Аной друзьями. Очень приятная девушка. Подарила ей на прощанье палехскую брошку – она была в восторге, «какая красивая!» Еще бы! По сравнению с местными поделками, наши народные изделия выглядят, как солнечные блики на поверхности темной воды. Почему-то бразы любят густые мрачные цвета.  Наблюдая их землю, я поняла почему, но об этом после.

Решила пройтись по городу. Спросила у женщин, как пройти к центру, и тут прицепилась ко мне бабка. Известное дело старухи народ любопытный, видимо своя жизнь на исходе, ждать особенно чего-то интересного не приходится, так хоть чужими интересами  попромышлять. Выспросила откуда я, но  узнав, что из России, совершенно не удивилась. Почему-то все встречают этот факт сдержанно, не удивляясь. Не совсем понимают что ли? Может быть не очень представляют,  что это такое, а переспросить не решаются. У большинства фантазия работает в лучшем случае до Сан Паулу или до Рио. Не удивляются даже почему я говорю по португальски. Понятно, что Бразилия  - это большой народ и большой язык. Как и мы, они уверены, что весь мир должен про это ведать. То же самое, что и  в нашем народе. Этакое мнение, есть МЫ, а все остальные вокруг – для нас и только! Что-то вроде национального снобизма. Не знаю, понятно ли, но объяснить довольно сложно.

Причем говорят со мной без скидки на незнание языка, трещат почем зря. Так и бабка. Закидала меня вопросами, на которые я и не знала, как отвечать. Так. Отмыкивалась нечленораздельно, а ей и не нужно, главное, что бы она сама говорила. Слава богу, по пути попалась церковь куда я и свернула, распрощавшись с ней.

Дошла до центра, поднялась по ладейре, чрезвычайно горбатой улочке. Городок расположен на холмах, поэтому здесь, как и в Оуро Прето, ладейра на ладейре. Дошла еще до одного храма. Но он оказался закрыт. Вернулась в центр, перекусила, села в автобус и поехала до Родовиарио, автовокзала.

Да, Сан Жоан был бы лишним,  ни то ни се. Пришлось бы спешить, на круг 200 км до Бело. Темнеет рано, зима все-таки, а город  я знаю плохо, считай,  что вообще не знаю, к тому же в темноте невесть как автобус поймать. Прав был мужик – туда нужно ехать на целый день.  Мужик, знакомый  Морейро,  утром, когда мы приехали, взялся на автостанции меня пасти. Рассказал что – где, посадил на нужный автобус до Матриз.

Про сегодняшний день вроде бы все. А вчера… На чем я бишь остановилась?

 Оуро Прето, храм Сан Франсиско…  Вошли мы в храм… Нет, не люблю я экскурсии, несмотря на то, что сама старый музейщик. Не спорю, экскурсия вещь в целом нужная. Все тебе покажут, расскажут, отведут куда следует, заострят внимание на нужных экспонатах, но… Вот тут-то, то самое НО и появляется. Экскурсия, можно сказать, хороша для людей  равнодушных, которые равны душой ко всему. Тащатся на экскурсии по принципу «все ходят…» Но  если предмет вас действительно интересует, и вы желаете узнать о нем глубже, тут смотреть надо либо в одиночку, либо с человеком, который разделяет ваш интерес и главное не будет мешать вам в его созерцании.

В данном случае, что бы не потеряться, даже в таком маленьком городке это немудрено, приходилось бегать за экскурсоводом, по тому маршруту, какой он нам предложил. Надо сказать, дело свое он знал, обладал хорошей эрудицией, но когда долго работаешь на одном месте, знаю это по опыту, глаз устает, притупляются, впечатления приедаются, говоришь, как магнитофон, по шаблону. Кроме того, время экскурсии ограничено, гид спешит охватить, как можно больше, у него для этого  свои резоны. Так что из храма нас вытащили  довольно быстро, несмотря на мои протесты. Хотелось побыть подольше, как следует рассмотреть, прочувствовать, пережить. Но маршрут – есть маршрут! Пришлось подчиниться.

Вернулись на площадь Тирадентиса. В центре – бывшее административное здание города, так называемая «Камара», когда-то городская управа, с тюрьмой на первом этаже. Сейчас – это музей Инконфиденсии.

Инконфиденсия  - одна из славных страниц истории Бразилии. Впрочем, «Бразилии» в те времена еще существовало, а была Португальская провинсия Ультрамарина, то бишь, колония Португалии.

Почему-то  тогдашним бразильцам не нравилось, что маленькая, далекая Португалия владеет огромной территорией за океаном и присваивает себе все богатства, которые здесь добываются и производятся. Мало того, эта самая Португалия  диктует колонии, как ей жить, по каким законам и обычаям. Как водится, на новом месте устанавливаются новые отношения, новые обычаи, новые законы, зачастую более простые и естественные. В управлении страной большую роль тогда играли чиновники, присланные из метрополии, военные и штатские, а в общественной, социальной жизни ведущая роль принадлежала сеньорам, владельцам приисков и концессионерам, владельцам богатств, предпринимателям, коммерсантам и даже свободным рабочим. Кстати, среди  последних нередко встречались и цветные.

К концу 18 века в провинции Минас Жерайс сложилась следующая ситуация. С одной стороны мощный слой белых, зараженных духом интеллектуальной независимости, с другой же – масса цветных – свободных, гордых, осознающих свои права и готовых драться за утверждение их. Вся это, конечно, сильно влияло на общее осознание не только данного региона, но и всей страны в целом. Как  писали в советское время, все слои общества не желали жить по старым, насильственно прививаемым законам, давно устаревшим даже  в самой Европе.

Ситуация накалялась, нарастал социальный протест, который вылился вскоре во вполне конкретное движение, получившее название «Инконфиденсия минейра». Инконфиденсия, дословно – неверность. Имелась ввиду «неверность» португальским властям, а «минейра», – все, что относится к штату Минас Жерайс. Мужчина или женщина, проживающие в штате Минас, будут «минейро», или «минейра», соответственно.

«Инконфиденсия минейра», как движение зародилось среди видных в то время литераторов, интеллектуалов, и по своему духу, идеям и даже тактике действия напоминало  движение наших  декабристов, с той лишь разницей, что наши все-таки выступили, бестолково, бессмысленно, но все-таки проявили себя в действии, а бразильцы… Бразильских «декабристов» взяли тепленькими накануне намеченного  выступления, даже для видимости, не дав проявить свой героизм. Впрочем, разбирательство, которое за этим последовало, проходило на полном серьезе, по всем правилам заплечных дел мастеров.

Кто же входил в эту организацию и какие цели она ставила? Во-первых два выдающихся поэта Бразилии Томас Антонио Гонзага, тот самый, стихи которого переводил сам Александр Сергеевич, « С португальского» - помните? Другой Клаудио Мануэл да Коста, тоже поэт не из последних. А вот душою движения, его фактическим лидером был некто Жоакин да Силва Шавьер по прозванию Тирадентис. Именем его сейчас называется самая центральная площадь в Оуро Прето, с которой мы начали свою экскурсию по городу. Что замечательно, и здесь тоже прозвище. В Бразилии, что ни личность, то непременно прозвище, особенно  если герой особенно любим народом. Прозвища, как правило, очень меткие, характеризующие данного индивидуума всего, как есть. Почему?  Актоегознает? Такой уж обычай у бразильских людей. Свое прозвище  «Тирадентис», Жоакин да Силва получил за то, что в свободное от  основных занятий время, службы в армии в чине прапорщика, он врачевал зубы. В народе была такая примета, если человек лечит зубы, то он их время от времени  и выдирает. За это его и прозвали «Зубодером», что по-португальски и будет буквально Тира дентис. Так Жоакин Жозе да Силва Шавьер и вошел в историю, под прозвищем Тирадентис. Полное, длинное имя, никто, кроме специалистов, и не знает.

«Инконфиденсия» ставила великие цели. Но, как и среди наших декабристов, там тоже не было единства. Были левые, правые и умеренные. Одни ограничивались только  освобождением страны, другие выступали так же и за отмену рабства. Видимо, человечество так запрограммированно, что со времен строительства Вавилонской башни, договориться промеж себя никак не может. И не только разные народы, но даже  единый народ никак не придет, как сейчас говорят, к консенсусу. И что это за «сусу» такое?

В общем, спорили, горячились, решали мировые проблемы, но для них все решилось самым примитивным образом. Как и следовало ожидать, нашелся  «доброжелатель», «радетель» за дела государства, а может быть и профессиональный провокатор, бац, и выдал всю когорту  накануне намеченного выступления. Заговорщики, вестимо, были все схвачены и начались дознания, с пристрастием, естественно.

По официальной версии, в тюрьме покончил с собой Клаудио Мануэль да Коста. Назло палачам, наверное, дабы лишить их работы. Вот ведь вредный какой!

Многих, в том числе Томаса Гонзагу, известного поэта, сослали в  ссылку, в далекую Африку. За неимением Сибири, приходилось ссылать в Африку. Говорят, тоже хорошо.

Самый тяжелый жребий ожидал Тирадентиса, как главаря  движения. После тяжелого дознания, его казнили в Рио через повешенье. Затем тело расчленили и куски его, вернее фрагменты, так литературнее, были разосланы по всей стране. Для устрашения. Дабы  все видели и помнили, что бывает с теми, кто противится властям, и которым те же власти через столетие ставят памятники и пишут про них в учебниках, вероятно тоже в назидание все тем же потомкам.

 Видела я в Рио ту площадь, на которой был казнен Тирадентис. Она так и называется «Площадь Тирадентиса».  Правда  на ней стоит  памятник, какому-то совершенно постороннему генералу на коне или государственному деятелю, но тоже на коне. То есть он конечно  посторонний  не для страны, а  для данной  площади… в общем, понятно.

Рядом с площадью церковь, в которой Тирадентис последний раз исповедовался перед казнью. Когда-то я про все это читала и даже писала диплом, учась в Университете, а вот теперь воочию увидела  могилы   заговорщиков  в бывшем городском управления, где сейчас музей.  На первом этаже, на  месте  той самой тюрьмы, где они, вероятно, томились и создано захоронение всех, кто потом все-таки сумел вернуться из Африки, и окончил дни свои на родине. Здесь все они и упокоились. Все, кроме Тирадентиса и Клаудио Мануэла да Косты. Вот так закончилась одна из славных страниц истории Бразилии. Произошло это во второй половине 18 века,  при жизни Алейжадиньо. Естественно возникает вопрос, а как относился сам мастер к данном вопросу? Приглядимся внимательнее к фигуре Клаудио Мануэла да Коста. Оказывается, его с Алейжадиньо связывала многолетняя дружба. Знаменательный факт. Ведь через своего друга Алейжадиньо мог быть знаком с той интеллектуальной элитой, которая сложилась к тому времени с Минасе-Жерайсе, а может быть и с другими заговорщиками.   Конечно, о прямом участи мастера в делах заговорщиков и речи быть не могло, но, исходя из его характера и темперамента, можно предположить, что как-то он должен был  откликнуться на  эти события. Даже, несмотря на болезнь. И откликнулся. Можно считать, что скульптурный цикл «Страсти Христа» в Конгоньас-ду-Кампо стал своеобразным памятником героям «Инконфиденсии», который он мог создать в тех условиях, только прибегнув к иносказательным методам изображения. Кроме того, не следует забывать, что в Бразилии того времени светское искусство  практически не было развито. Воспитанный в традициях церковного искусства, Алейжадиньо привык мыслить в рамках священной истории. Последние слова Тирадентиса «Христос тоже погиб за  правое дело» могли натолкнуть скульптора на мысль воплотить в образах Священного писания героические черты современников,  прежде всего самого Тирадентиса.

Основываясь на внешнем сходстве событий движения «Инконфиденсии» и истории Христа, он как бы проводит между ними историческую параллель. Как уже говорилось, «инконфиденты» решали свои проблемы на тайных собраниях. Отсюда  аналогия с «Тайной вечерей». И в среде «инконфидентов» нашелся свой «Иуда», предавший движение. И здесь и там  герой, сознательно идущий на муки за правое дело. Враги народа, захватчики – в одном случае римляне, в другом – португальцы, публично казнят главарей, что бы вызвать страх у народа. Больше того, в самом облике Христа явно угадываются черты Тирадентиса, каким он предстает на известном портрете.

 Во многом судьбы Алейжадиньо и Тирадентиса близки. Как когда-то было принято писать, оба они вышли из гущи народа, понимали его надежды и стремления. Самое же главное – оба  стали символическими фигурами бразильской нации.

Все это события произошли в конце 18 века, а в 1822 году колония, наконец, получила независимость  и красивое название Бразилия, а  в 1922 году, к столетию независимости, в Рио, на горе Корковадо была поставлена знаменитая статуя Христа.

Что еще интересного в музее? На втором этаже выставка кроватей. Это меня удивило, в жизни не видела столько старинных кроватей одновременно. А почему бы и нет? Кровати, как и всякая мебель, атрибут материальной культуры  человечества, и среди них имеются образцы высокого, неповторимого искусства. К тому же очень интересно посмотреть, как люди жили, на чем спали, а во всех музеях, бывших особняках  и дворцах чаще всего  демонстрируют лишь столы, стулья да комоды. Но самое интересное и необычное…нет, не могу не написать. Впервые в жизни увидела! туалет той эпохи! А чего удивляться – климат обязывает думать об этом не в последнюю очередь. Зараза в жару распространяется мгновенно, поэтому бразы всегда, и в старину, и сейчас огромное внимание уделяют этой проблеме.

Наша экскурсия в Оуро Прето окончилась прекрасным обедом в местном ресторане. Привели нас в ресторан, никакого контроля, никаких проверяющих. Принцип все тот же. Накладывай в тарелку что хочешь и сколько хочешь. А когда платить? Спросила у своего спутника. Потом, говорит.  Поел, попили и отправились дальше. Ну, хорошо, думаю, положим, плата за обед входит в общую стоимость экскурсии, но ведь у меня до сих пор денег вообще  не спросили. Мои страдания может понять только такой же совок, как я, для забугорников и современных российских  людей  такие  проблемы просто  не существуют. А ладно, думаю, пусть они мучаются подобными вопросами, а я буду жизнью наслаждаться. Решив так,  спокойно пошла за экскурсоводом в церковь, которую строил отец Алейжадиньо Мануэл Франсиско Лисбоа.

Посмотрев вышеупомянутую церковь, пришла к выводу, что возможно сын и здесь приложил свою руку, уж очень много общего.

 Кстати, экскурсовод утверждает, что Алейжадиньо был масоном.  Вот что интересно, как только дело касается гения – тут же выясняется интересная подробность, оказывается он стал  таковым, только потому, что принадлежал к масонской ложе, что только  благодаря  - ним ему удалось  свершить то, что он свершить. Так и не иначе. Что это? Шутки природы или действительно масонство настолько мощная организация, что поминает под себя все, сколько бы ни было заметного и неординарного на белом свете? Про нашего Александра Сергеевича тоже ходят подобные слухи.

Доехали обратно затемно. Парня высадили в центре, а меня шофер доставил прямо на дом и даже не пикнул. Наш бы мне все сказал по этому поводу, назвал бы всеми доступными и недоступными ловами, да еще и выбросил где-нибудь посреди дороги. А этот молча довез до дома, да еще долго извинялся, что его просили с меня деньги взять за экскурсию. Наконец-то я вздохнула с облегчением. Воспитанная нашим стервисом «Медвежьи услуги» – это когда деньги утром, а «услуги» не поймешь когда и какие – прямо вся извелась, за дорогу, когда же и кто будет деньги требовать. Да, много странностей в этой самой Бразилии.

Ладно, на сегодня писать хватить. Пойду в холл смотреть телевизор. Заодно пообщаюсь с Артуром, такой приятный человечек.

07.06.97. раннее утро. Что-то не спится.

Мне нравится эта земля. В автобусе, всю дорогу не могу оторваться от окна – сколько в ней ярой силы! Вся покрыта могучими складками, как шкура гигантского животного, а кое-где «густые волосы» лесов. Каждый день идут дожди. Морейра сказал, что сейчас не время для дождей, а они идут. Удивительно. Может быть, это потому, что я приехала? Всю жизнь они меня преследуют. Мне кажется, появись я в пустыне – она превратится в озеро от дождей.

13.00. Утром ходила гулять к озеру Пампульа, обозревала церковь Сан-Франсиско работы Немайера. Все очень просто – застывшие волны, как бы повторение холмов на горизонте, видимо архитектор именно этого впечатления и добивался. Что ж ему это удалось, действительно, храм смотрится, как часть пейзажа.

Архитектурный комплекс озера Пампульа, так, похоже, можно назвать это явление, очень интересное место. Комплекс построен в первой половине 40-х годов. Даже не верится. Мы привыкли, что сороковые годы в Европе, а тем более у нас – это годы  страшнейшей войны. Забываем, что в этой трагедии был задействован все-таки не весь мир. Название войны «Мировая» несколько условное. Многие страны, к счастью  по существу в войне непосредственно не участвовали, жили себе спокойной мирной жизнью, строили, творили, созидали, лишь по радио, да по газетам узнавая о событиях на линиях фронтов. Та же Бразилия, хоть и считается участником войны, какой-то бразильский контингент действовал, кажется, в Италии, на стороне союзников, но в массе, война этой страны не коснулась, вернее почти не коснулась. Она в 40-е годы жила своими интересами и проблемами. В Бело Оризонте, в это время, тогда еще не очень известный, архитектор  Немайер проектировал комплекс озера Пампульа, так сказать, накапливая опыт, пробуя  себя перед грандиозным строительством новой столицы Бразилии. Немайер,   уроженец  этих мест, был другом будущего президента страны Жуселино Кубичека. Хочется называть его  Президентом-строителем, по примеру древних, которые давали прозвище своим королям по их деяниям, Карл-завоеватель, например.

Так вот. Два друга,  архитектор Немайер и  Ж.Кубичек, тогдашний мер города Бело Оризонте, задумали создать «идеальный» город. Кто хоть немного интересуется историей, знает, что идея «идеального города» не нова, она витала в воздухе с начала 20-х годов нашего века. Помнится, у нас после революции столько проектов было на данную тему. Весь мир до сих пор считает русскую архитектуру, вернее проекты и разработки русских и советских архитекторов и дизайнеров того времени, вершиной конструктивной мысли в области человеческой культуры. Но у нас все это как-то так и осталось в основном в проектах, а в Бразилии дуэт Кубичек-Немайер не только разработали, но и привели в исполнение строительство новой столицы, начатой в 1957 году. К сожалению, я так туда и не добралась. Ограничилась обзором комплекса на озере Пампульа.

Озеро, как оказалось, искусственного происхождения. Что было до него мне так и не удалось выяснить, кажется,  что-то вроде речонки, пруда или просто оврага. Значит, в начале строили или, как хотите, рыли само озеро, а затем на его берегах возник гигантский архитектурный комплекс, который включает в себя  Музей –Музеу де Белас Артес, Гольф-клуб, Теннис-клуб, Каза де Байле, что-то вроде дома танцев, не знаю как оно точно и, наконец, известная всему  миру по репродукциям и многочисленным иллюстрациям в книгах церковь Сан Франсиско де Ассиз. Знаменитая она не только своей оригинальной архитектурой, а так же живописными фресками  художника  Партинари, росписями и. так называемым, азулежус, то есть пейзажами на керамике. Созданными художником так же мировой величины Бурле-Марксом, мастером садово-парковых творений. Эти азулежус чисто португальское изобретение. Говорят, что в Португалии художники создают огромные  панно на керамике очень высокого художественного качества.

Как утверждают искусствоведы, а эти знают все – «комплекс представляет собой взаимосвязь архитектуры, пластических искусств и природы». Что абсолютно верно. Могу подтвердить. Я в этом воочию убедилась. А вот как оценивали данный комплекс у нас в совковое время: «некоторые из построек этого комплекса, особенно церковь, представляют собой образец иррационального в эстетическом отношении архитектурного творчества» (Всеобщая история искусств. Т.6, кн.1,стр.392. «искусство 20 века»).

Вот так, комплекс играет большую роль в жизни города. Здесь отмечаются все значительные события, устраиваются празднества, а летом народ отдыхает и развлекается. И сегодня предполагался какой-то праздник. Возле церкви Сан  Франсиско собралось много народа. В храм никого не пускали, ожидая прибытия каких-то важных персон. Ожидание затянулось и, что бы как-то развлечься, решила пройтись, обойти озеро вокруг, что бы обозреть весь комплекс целиком. Оно показалось мне небольшим. Не тут-то было. Идешь, идешь, кажется еще немного..., а оно все новые виражи и загогулины  выписывает. Спохватилась, да уже поздно. Что вперед идти, что назад… чеса через два дошла-таки до «Музеу дас Артес» и не знаю, что дальше делать. Силы на исходе. Как я потом узнала, протяженность озера 18 км. Спросила у встречного сеньора, далеко ли до церкви Сан Франсиско, откуда начался мой путь – 10 км, говорит. Ничего себе отмахала! Автобусов никаких не видно, из пешеходов только двое-трое таких  же ненормальных, да еще велосипедисты. По совету сеньора дотащилась до большака. По пути попался гараж. Спросила одного из водителей, как добраться до моего района. Объяснил, что в будни ходит кольцевой автобус, но сегодня суббота – жди его!  Мой же автобус 2004 Бандейрантес – хорошо, что номер и название помнила – где-то там, за поворотом. Что делать?  Поплелась в указанном направлении. Вдруг догоняет меня на машине тот самый водитель, у которого я дорогу спрашивала, «я вас подвезу». Вот уж свезло – так уж свезло! Я и ноги едва тащила.

Наконец все-таки добралась до дома. А там веселье в полном разгаре. Дуглас, средний сын, пригласил своих университетских друзей. Оказалось, у них такой обычай – студенты по очереди устраивают праздники у себя дома, для своей группы.

Во дворе родители одной из девочек жарили шураско (шашлыки), готовили угощение для ребят, в то время как те развлекались, танцевали, играли в волейбол, одна пара откровенно, при всех, с упоением, целовалась. И все это спокойно, непринужденно, без напряга и излишеств. Приятно посмотреть.

Нам  делать было нечего, и мы – Морейра, Элизабете, Артур-младший и я после обеда решили поехать в Сабара, городок неподалеку от Бело, в котором тоже работал Алейжадиньо.

18. 45 вечера.

Только что вернулись из Сабара. Это небольшой и довольно грязный городишка, в котором сохранилось несколько старинных церквей 18 века. Одна из них, по обилию позолоченной резьбы и богатству украшений, когда-то считалась  третьей по великолепию во всей Бразилии. В это верится. Даже сейчас, хотя золото со временем сильно пообтерлось, осталась одна резьба, да и та еле дышит – храм производит впечатление.  Требуется срочная реставрация, но…причины все те же – деньги, деньги, деньги! Откуда их взять?

В одной из церквей удивили двери, расписанные в китайском духе. Спрашивается, при чем тут Китай? А все очень просто. Ведь Португалия в те поры была могучей морской державой и кроме Бразилии владела колониями по всему белому свету, в Африке и в Азии. Тимор и Макао, например, – исконные китайские территории, тоже были португальскими колониями.

Вот и поверь, что мир был изолирован. Даже в такую глухомань, как Сабара, докатились влияния, можно сказать, с того света.

Но жемчужиной города Сабара является, конечно, церковь Носса Сеньора до Кармо, в которой находятся знаменитые работы Алейжадиньо, это, прежде всего украшение самого портала. Был период, когда он этих порталов переделал огромное количество, что ни церковь – то его портал. Не знаю, может быть деньги таким образом зарабатывал или других заказов не было? Портал, не спорю, вещь важная, именно через него прихожане вступают в храм, и вероятно, чем богаче главные двери, тем торжественнее этот вход в святая святых. Счастье, что не было в Бразилии поветрия, рушить старинные храмы или  устраивать в них склады, пусть не в очень хорошем  состоянии, но стоят же до сих пор и глаз радуют.

Над созданием интерьера этого собора Алейжадиньо  трудился очень серьезно. Его резцу принадлежат атланты, поддерживающие хоры, люстра, балюстрада, отделяющая пространство нефа от алтарной части и, конечно, знаменитые кафедры.  Ради одних этих кафедр стоило приехать сюда. Их рельеф намного крупнее, чем на кафедрах собора  Сан Франсиско в Оуро Прето, выпуклее, сочнее и мне кажется даже значительнее. Впрочем, что и та и другая работы выполнены рукой гения, видно даже на репродукциях, а уж наяву и говорить не приходится.

Здесь же, в этой церкви, я увидела тот самый шафариз, фонтанчик  из стены, украшенный скульптурным рельефом, создание которого приписывается рабам  Алейжадиньо, его верным друзьям - помощникам.

И сама церковь, и лепнина, о особенно знаменитые кафедры  множество раз репродуцировались, но сейчас, глядя на них, я в который раз убедилась, что никакие, даже самые  совершенные технические средства не в состоянии заменить личное общение с памятниками, не способны передать тот невидимый ореол, дух, который зовется энергетикой творчества, исходящей от рук и всей личности творца, давшему жизнь тому или иному произведению. Еще раз убедилась в удивительном чувстве пластики мастера. Ощущение, что рельефы, лепнина, растет из самой стены, что это стена причудливо вспучилась, застыв в переплетениях орнамента.

Работы Алейжадиньо делают лицо каждого храма, где ему привелось работать, единственным и неповторимым. Его  энергия  словно бы наполняет пространство церкви до сих пор, поражая  посетителей своей непреходящей силой.

За вход во все церкви, которые мы посетили, такса  – один реал и молодой человек, так называемый гид, по виду очень напоминающий наших алкашей с недопоя,  так же стоил один реал. Отвертеться от гида даже не моги думать – это его заработок. Впрочем, рассказывал он толково и интересно,  сказывалась многолетняя тренировка. По его утверждению храм, где находятся  знаменитые кафедры, когда-то принадлежал масонам. Опять масоны. Спросила, не был ли сам Алейжадиньо масоном, нет, ответил, только работал на них. Неужто масоны и до Бразилии добрались. Впрочем, в 18-19 веках их власть была очень сильной во всем мире, в том числе и у нас, в России. Достаточно вспомнить хотя бы «Войну и мир» Толстого – неспроста классик описал их в своем романе.

История с гидом повторялась во всех храмах, куда мы заходили. Впечатление такое, что каждый приписан к определенному храму,  где он собирает дань со всех туристов. В одной из церквей гид запросил аж 3 реала. Но Элизабете, не церемонясь, послала его, и заплатила только 2 – чему он был рад. Эти… чуть было не написала «бомжи», настолько приставучие и так надоели, что я даже обрадовалась, когда несколько храмов оказались закрытыми.

Городок Сабара старинный и как был построен, так, видимо, больше и не перестраивался. Улицы очень трудные, узенькие и прекрутые. Страшно было смотреть, как Морейра на них выкручивался.

На центральной площади, громко сказано – малюсенькая площадочка -  мы дружно попили водички из городского шафариза, фонтана - верная примета, что еще раз вернешься сюда, а затем немного посидели в уютном кафе. Что меня не перестает удивлять в Бразилии – это то, что даже в таком заштатном городишке непременно имеется уютное, опрятное кафе, где можно посидеть,  поговорить и выпить чашечку вкусного кофе.

На обратном пути Морейра решил показать мне вечерний Бело Оризонте. Мы заехали в самый богатый район города, где находится площадь под названием Праса да Папа, в честь Папы Римского. Папа Римский, во время пребывания в Бразилии, посетил и город Бело – вот в его честь и была названа эта площадь.

Район находится на возвышенности, поэтому площадь Папы одновременно является и смотровой площадкой. Да, знают богатые, где жить – здесь и машин  поменьше, и воздух почище, и панорама глаз радует.

Смеркалось. Внизу, перед нами во всей красе мерцал огнями гигантский город. Впечатляющее зрелище. В сумерках вообще есть нечто волшебное, загадочное, даже что-то примиряющее с жизнью, успокаивающее. Вдали просматривалась гряда пологих гор, вернее холмов или сопок, которые окружают город со всех сторон. Тут-то я и поняла Немайера, его навязчивый мотив в архитектуре. Вот, оказывается, откуда он взял свои «волны» – просто «срисовал» их с природы, повторил в   облике своих зданий.

На обратном пути заехали на Автовокзал, и я купила билет до Сан-Паулу. Через два дня в путь.

08.06.97г. утро. Народ сортирует во дворе банки из-под пива, пластиковые пакеты, тарелки  - мусор после вчерашнего праздника. Куда-то все это относится, складируется, а затем перерабатывается.

Собираемся ехать с Элизабете на какую-то ярмарку.

14.30 дня. Вернулись с Фейры, ярмарки.

Каждое воскресенье, кусок центральной улицы, Авениды Афонсо Пена, превращается в ярмарку. И чего тут только нет! И тряпки, и искусство, и еда, и украшения. Изделия из кожи, пояса, сумки, обувь, мебель, бижутерия и пр.

Наглазевшись  и накупив подарков и сувениров, мы зашли отдохнуть в соседний парк, в котором оказался довольно приличный театр. По принципу наших Летних театров, особенно популярных, помню, во времена моего детства и юности. Сейчас что-то их не видно. Парк, так называемый, народный и театр тоже – народный, и потому вход и в тот и в другой бесплатный.

В театре шло выступление известного в Бразилии музыканта по имени Урбано, что значит «Городской». Прозвище или псевдоним? Как мне объяснила Бети, он родом из самого бедного района на севере Минаса.

Тема выступления  Урбано: Бог и музыка. Он рассказывал, что много путешествовал, бывал в Палестине, Греции, подолгу жил в различных монастырях, надо понимать и в православных, так как в какой-то момент, он появился на сцене в длинной черной одежде, очень похожей на облачение греческого священника или монаха. В своем творчестве он прошел увлечение от джаза до рока, сейчас его ориентация – восток.

Урбано играет на многих инструментах, саксофоне, гобое и еще каких-то экзотических, название которых и не выговоришь. Верит, что благодать идет через дыхание, и даже пробовал музыкой врачевать больных. В Италии жил в одной семье, где сын страдавший  жестокой депрессией, отказывался   выходить из своей комнаты. Урбано начал играть перед закрытой дверью, и случилось чудо. Впервые за три года юноша вышел из комнаты.

Пишу эти строки, лежа в гамаке. На веранде. Надо мной шумит листвой…не знаю, какое  дерево. Бла-га-дать!!! Ска-а-а-зочная!!!

Вторая тетрадь кончилась, за третьей идти лень, лучше подремлю. Погода. Ну, точь-в-точь подмосковное лето, на солнце жарко, а ветер почти ледяной.

Тетрадь №3. Куплена в Конгоньас.

После концерта мы долго гуляли по парку.  Элизабете показала мне огромное дерево с толстым стволом…с лёта и не напишешь, Жаботикаба, так, кажется оно называется. Весь его ствол, в каких-то набухших, как нарывы, образованьях.  Оказывается, в определенное время из них появляются цветы, из которых созревают фрукты. Фрукту на стволе дерева! Боже ты мой, сколько противоречий и контрастов в самой природе и мире – все переплетено и дополняет друг друга. Добро и зло, уродство и красота! А рядом стоит еще одно дерево, на стволе которого висят плоды, похожие на внутренности человеческих органов. Даже сейчас, мягко говоря, мало привлекательные, а когда созревают, говорят, бывают просто огромными, и я думаю на вид отвратительными. И все это «зимой»! А что же летом?

18.00. как рано темнеет.

Немного погуляли с Артуром по байро, району. Он показывал мне местные достопримечательности, футбольный клуб и птицу под названием курижа, похожую на нашу сову небольшого размера. Эти птицы, как ласточки, роют норы на откосах. Достать их оттуда невозможно, по утверждению Артура, так как нора поворачивает резко вниз и имеет сильный изгиб. Умные. Соблюдают  правило безопасности, знают, что с двуногими шутки плохи.

Вечером, вдруг, Бети собралась ехать в Музео де Арте на концерт какого-то хора. На возражение, что концерт начался в 4.30, а сейчас уже глубоко шестой час, она ответила, что  бразильцы часов не имеют.

Морейра без возражений, выкатил свою машину,  и мы отправились на концерт. Дорога шла вдоль озера, в той части, которую я так и не сумела дойти до конца. Оказалось это так далеко, озеро так петляет, что я, наверное, шла бы по сю пору.

Концерт  успел не только начаться, но и кончиться, мы приехали, когда все уже разъезжались. Но я все равно осталась довольна этой неожиданной приятной прогулкой.

Сейчас только 8 часов вечера, а уже так хочется спать. Что-то сегодня время тянется до бесконечности. Почему-то здесь, в Бразилии, время вообще замедленное. В Москве его просто не замечаешь, оно проскакивает, как мысль. Дни несутся быстрее скорости света. Здесь же я чувствую каждую минуту, она какая-то весомая и упругая. Кажется, что каждую минуту можно потрогать, ощутить. Почти, как в детстве. Дни большие и емкие. Почему так? Может быть, это мое субъективное ощущение, все-таки я здесь сторонний человек, нахожусь на отдыхе, временно – турист, одним словом.

Как оказалось, про Бразилию и ее людей я знаю много. Неожиданностей для меня почти нет. Все знакомо по рассказам  «московских» бразильцев и из литературы. Все удивительно знакомо, только несколько подзабыто, но вспоминается легко, без напряга.

А страна-то, оказывается, серьезная и не такая уж веселая, какой кажется издали. Что мы про нее знаем? Футбол, карнавал, Пеле, Жоржи Амадо.  Некоторые интеллектуалы ведают про новую столицу Бразилиа, в массе же все знают только пресловутую фразу Остапа Бендера, да «тети» из Бразилии про «диких обезьян».  Издали всем и кажется, что здесь сплошное веселье. Яркое солнце, пляжи, песни и бесконечные, до одури, танцы. Отнюдь нет. Оказывается, народ вкалывает. И как трудно вкалывает! Я, на днях, видела в баре молодую девчонку за стойкой, которая к вечеру от усталости едва не падала. Но все равно всеми приветливо  и терпеливо улыбалась.

Что Рио, что Бело – очень трудные города и в смысле перенаселенности и по расположению. Огромные территории, и отсюда вечный напряг с транспортом. Вечные пробки, заторы, переполненные городские автобусы. Днем в центре шумно, а к вечеру все расползаются по своим углам, не хуже, чем мы по спальным районам. В выходные дни, когда транспорт редкий, люди оказываются буквально запертыми в своих байро, районах, если, конечно, не имеют своей машины. Я всегда считала, что хуже, чем в Москве, с транспортом нигде нет. Дудки-с! Наше метро – это такая благодать! А уж от метро-то до дома непременно доберешься.

Правда, несмотря на эти трудности, общественная жизнь здесь развита не в пример нашей. Сегодня наблюдала такую картину. На стадионе «Минейрон» состоялся футбольный матч местных команд. По этому случаю, половина города вырядилась в майки одного цвета, а другая – другого, смотря по тому, кто за какую команду болеет. Удивительное единодушие.

Повсеместно бытует самое серьезное отношение ко всем действиям администрации и ее начинаниям. Если по решению правительства города, должен состоятся какой-либо праздник – все собираются, и  идут на него целыми семьями, действительно, как на праздник. Каждый бразилец ощущает единение со своей страной, городом и даже байро. Может быть поэтому бразы не сторонятся своих сограждан, а наоборот, чувствуют себя добрыми соседями. Оттого и в разговор здесь вступить ничего не стоит с совершенно незнакомыми людьми. На любой жест тут же откликаются. Хотя бы улыбкой.

Бело, как город, мог бы считаться очень красивым, если бы не запущенность. Из автобуса вижу полуразвалившиеся стены, заборы грязно-белого  цвета, а за ними пустыри, поросшие такой же грязной травой. И таких мест довольно много. Что-то родное. Провинциальное. Даже Артур, когда мы с ним гуляли, жаловался на правительство города, «мы ему налоги платим, а оно траву скосить не может!» Немного забавно слышать такое из уст двенадцатилетнего подростка, но ведь дети повторяют то, что слышат от взрослых. А место, где мы шли, было действительно, мягко говоря, неухоженное. Бурьян сплошной. Озеро Пампульа, прекрасное, живописное, но…начали чистить – не кончили. Денег нет. Везде одна и та же песня. Вот только интересно - все вроде бы платят налоги, так куда же они, деньги, уходят?

09.06.97. вечер.

День был полусумасшедший. Полетели все мои планы.

С утра Бети  созвонилась с одной русской дамой, Мариной, и та вызвалась показать мне город. Приехала за мной на машине вместе с маленькой дочкой. Едва мы познакомились  и отправились в путь, как она с места в карьер начала рассказывать, как очутилась в Бразилии. Не перестаю удивляться этому свойству некоторых людей – способности выложить про себя все первому встречному, легкости их в разговоре, раскованности. Даже завидно немного. Согласитесь, всегда приятно иметь дело с человеком без комплексов. Так вот. Марина тут же сообщила мне, что свекровь у нее русская, которая  вышла замуж за бразильца в Москве, там же родила сына, и теперь они давно живут здесь, в Бело. Услышав все это, я внутренне ахнула. «А вашу свекровь не Нина зовут?» – спрашиваю. Тут уже ахнула она. Все-таки как тесен наш мир, ох, как тесен! До неприличия.  С Ниной мы когда-то вместе работали, но после ее отъезда, я о ней почти ничего не слышала.

Марина в Бразилии живет уже несколько лет и прекрасно здесь адаптировалась. Машину научилась водить великолепно, но так как очень любит поговорить, то впечатление такое, что ей не до машины. Все время занята разговором. А машина - так, сама по себе. Сама принюхивается к дороге, сворачивает где нужно, останавливается на светофорах, переругиваясь изредка с другими, такими же сущностями, подобными ей. Вначале я немного побаивалась такой манеры вождения, как бы чего не случилось, а потом настолько увлеклась разговором, что позабыла, где и нахожусь, что кругом полно таких же, как мы с ней, легкомысленных особ и особей.

Марина в Бело живет с 91 года. Язык выучила уже здесь. До этого не знала ни слова. По общему мнению, знакомых бразильцев, русские очень быстро справляются с этим вопросом. Буквально через месяц после приезда в страну, начинают понимать, а через полгода почти свободно говорить на языке.

Болтали мы  и о Бразилии и о России, что лучше, что хуже. Она мне рассказывала о своей жизни здесь. Кстати, пришли к единодушному выводу, что в Бразилии жить все-таки полегче, чему у нас. Все можно купить в кредит, вплоть до мелочей. Оказывается, даже за детские носки можно платить в три срока. Марина рассказала мне случай, который произошел с ней. Едва приехав в Бразилию, она, прежде всего, решила купить себе глазные линзы, в то время у нас большой дефицит. Пришла в аптеку, выбрала, что ей нужно. Вы походите в них часов 5, посмотрите, подходят ли они вам, а потом оплатите – сказали ей в аптеке. Ни документов. Ни адреса не потребовали. Это не удивительно ли – так доверять друг другу! В магазинах, на вокзале – все к твоим услугам. Красота!

Мы согласились  между собой, что у нас в стране есть богатейшая культура, глубочайший культурный пласт  и, что нам не хватает для  нормальной жизни – так это налаженного человеческого быта. Мы все пытаемся решать мировые проблемы, философские вопросы, на уровне «смысла жизни», а у себя под ногами ничего не видим. До некоторой степени мы все свифтовские лапутяне, только вот некому нас треснуть по башке, чтобы мы очнулись, наконец, от летаргии и посмотрели себе под ноги.

Почти весь день, с небольшими остановками, мы катались по городу. Пили кофе в каком-то «Досе португал», в  кафе, который держит одна очень приятная португалка. Но эти досе, сладости, португес что-то мне не очень понравились. Кладут столько сахара – в рот взять невозможно. Наши пирожные и вообще сладости во много раз вкуснее.

Опять же мы с Мариной согласились, что наша кухня и вкуснее и разнообразнее. Одни соления чего стоят. А всяческие шти, борщи, селянки! Многое, к сожалению, утеряно, но даже  то, что дошло до наших дней очень разнообразно по вкусу.

Поздно вечером Марина доставила меня домой.

Завтра последний рывок. Впереди Сан-Паулу!

                             Сан-Паулу. Считается, что город основан двумя иезуитами, Мануэлом да Нобрега и Жозе де Аншиета. Надо сказать, что иезуиты сыграли большую роль в жизни молодой страны, в самом начале  ее становления. В Европе они оставили по себе дурную славу. Слово «иезуит» приобрело  нарицательный смысл. Вероятно, так оно и было. Иезуитский орден  славился своим  богатством, что, несомненно, очень раздражало сильных мира сего. Орден-то богатый, но это не означало, что богатством могли пользоваться все его члены. Многих из его братьев можно было назвать просто бедняками, но бедняками чрезвычайно  деятельными и к тому же образованными. Вот они-то и ехали в Новый свет, где могли с пользой применить свои силы и знания.

 Манул да Нобрега и Жозе де Аншиета до сих пор очень почитаются в народе. Первое, что они сделали, когда приехали в Бразилию в начале 16 века – это построили колледж. И не просто колледж, а колледж для индейцев! Это же надо было придумать такое! Хотя впрочем, другого-то населения тогда еще и не было. В то время на побережье Атлантики жили племена языковой группы тупи. Где сейчас Рио, например, жили тупинамба, а где Сен-Паулу – тупиникинь. Для них–то и был построено данное учебное заведение. Так и хочется сказать, побольше бы подобных «иезуитов», скольких трагедий тогда можно было бы избежать.

 На побережье Атлантики не было развитых цивилизаций, таких как, например, на территории современной Мексики, всяческих инков, ацтеков и майя. Тупи занимались земледелием, охотой, рыболовством и собирательством. Индейцы племен тупи не знали городов, не существовало у них и государственных образований, однако  и им было что поведать миру. Подобно другим индейским племенам, они обладали познаниями в таких областях, как география, астрономия и особенно зоология и ботаника. Известно, что индейцы, как никто, знали свойства целебных трав, которые произрастают там в изобилии. Знали и применяли на практике. Одно то, что их женщины, при помощи этих трав, могли беременеть по своему желанию, за одно это современные женщины всего мира валялись бы у них в ногах. Шутка-ли!  Решить главную женскую проблему, вопрос нежелательной беременности. Благословение и проклятие одновременно для всех женщин! снять с них постоянное гнетущее чувство страха, да к тому же самым естественным и безопасным способом. А хинин! Именно благодаря индейцам, мир научился бороться с такой опасной болезнью, как лихорадка.

Тупи, вероятно, стояли на пороге зарождения военной демократии. Они были весьма воинственны и в военном отношении сильнее многих  других индейских племен этой части континента. В силу этого тупи господствовали почти на всем побережье, в местах наиболее благоприятных для жизни. Им пришлось первым вступить в борьбу с конкистадорами. Потерпев поражение, они ушли в глубь материка и поселились вдоль больших рек. Но и здесь их настигли белые. После длительных войн и восстаний союзы тупиязычных племен прекратили свое существование. В дикой сельве, в трудных природных условиях,  их остатки деградировали, стали забывать многие свои обычаи, потеряли былую воинственность, начали смешиваться с племенами других языковых групп. Немного грустная история. Но ничего не поделаешь. Таков удел многих племен и народов,  не только индейцев, и не только в прошлом.

Так вот, двое монахов построили здесь колледж, в котором не только  обучали индейскую молодежь, но и сами изучали  язык тупи. Создали  алфавит  и грамматику этого языка и, что самое ценное, словарь, которым пользуются во всем мире до сих пор. Да и сам колледж, говорят все еще существует.

Вокруг колледжа начало селиться белое население, положив тем самым начало будущему городу.  Местность, где все это происходило, называлась по индейски  Пиратенинга. А так как сам колледж был посвящен святому Павлу, то в дальнейшем город стал называться Сан-Паулу де Пиратенинга. Со временем длинное название сократилось до всем известного Сан-Паулу.

Местность здесь довольная бедная, в смысле полезных ископаемых. Нет ни золота, ни бриллиантов, даже сахарный тростник не растет.  Может быть поэтому  именно здесь и зародилось знаменитое движение Бандейрантес и началось освоение глубинки страны. Правда, существовало еще одно движение с теми же целями, Энтрада, которое  организовывалось за счет казны, но оно не получило таких масштабов, как движение Бандейрантес.

Известно, что все реки текут в океан. Все, кроме одной. Река Тиэте  зарождается где-то недалеко от океана и течет в глубь континета. Вот эту-то реку и использовали бандейрантес в своих целях, отправляясь в свои рискованные путешествия на огромных баржах. Река была с норовом, зачастую приходилось волоком перетаскивать эти самые баржи через многочисленные водопады, но движение это не остановило. Не будь «славных рыцарей» бандейры, страна не  приобрела бы такие огромные размеры. Выше я уже рассказывала, как были открыты  залежи золота и алмазов в штате Минас-Жерайс. Как благодаря им возникали города и поселки, обживался доселе дикий край.

В 18 веке случился кофейный бум. Выяснилось, что климат и земля вокруг Сан-Паулу чрезвычайно подходит для выращивания кофе, и город начал процветать.

После отмены рабства в 1888 году, Сан-Паулу принимает большой контингент европейский рабочей силы и начинает развиваться промышленность, в результате чего в 20 веке город стал самым крупным в Латинской Америке промышленным и финансовым центром.

По количеству населения Сан-Паулу стоит на втором месте после Мехико, а по площади, опять же, на втором месте после Токио. Современный гигант, одним словом.

Итак, впереди Сан-Паулу!

Сан-Паулу  - энергия  Бразилии.

11.06.97г. утро.

Я в Сан-Паулу, в доме Карлоса. С приключениями, но все-таки доехала. А дело было так.

Бети, боясь пробок, вызвала такси с утра пораньше. Но что-то, видимо, мне помогает, потому что домчались до автовокзала в единый миг, без задержек.

На вокзале огляделась, нашла нужный указатель и по длиннющей лестнице спустилась куда-то вниз, в самое чрево вокзала, где паркуются рейсовые автобусы. Сама себя похвалила, что разложила вещи на две руки, чемодан – сумка, а не запихала, как советовали бывалые туристы все в один неподъемный чемодан – тяжело, но нести, а главное передвигаться, можно. Тем более, что носильщики на вокзале может быть и существуют, но очень инкогнито. По крайней мере, невооруженным глазом их не заметишь, к пассажирам не бросаются и вещи из рук не рвут.

Так, трюхая со ступеньки на ступеньку, дотащилась до нужного места. Времени – вагон. А что поделаешь. От вещей не отойдешь – криминал не дремлет. Простояла столбом минут 45. Наконец, дождалась, поехали.

Как полагается в наше время, долго крутили по городу, стояли на светофорах  и в пробках, пока не вырули на свободное пространство шоссе. Часа два ехали без проблем, хотя дорогу приятной я бы не назвала. И кто  сказал, что в Бразилии сплошные автострады? Шоссе узкое, местами выбитое. Очень напоминающее наше. К примеру, Ярославское, а порой и вообще наш проселок,  правда, в сухое время года. Сплошные объезды и зигзаги. Оказалось, что данная «автострада» «еста ень конструсон», то бишь не то строится, не то активно ремонтируется.

Ехали мы ехали, и вдруг приехали. Остановка? Шофер выскочил из автобуса и принялся что-то чинить. Тут уж я совсем почувствовала что-то родное. Сколько раз, по дороге в Переславль Залесский, я попадала в подобную переделку.  Так же как и у нас, этакий умелец на все руки из пассажиров, выскочил вслед за ним, и они оба принялись колдовать над машиной. Через пол часа  двинулись дальше. Но не успела я вздохнуть облегченно, как снова остановка. Сосед сзади сообщил, у автобуса «поломка справа», какая точно я не  разобрала и что вероятно придется возвращаться в Бело. Этого только не хватало. К счастью, медленно, останавливаясь  перед каждой ухабиной, но автобус все-таки продолжал двигаться вперед. Ох, и выматывает подобная езда! Часа в 4 дотащились до остановки для, как тут говорится, «попить кофе» и застряли на целый час в местной ремонтной мастерской.

От нечего делать, я принялась рассматривать автовокзал и его окрестности. Последних, правда, было не очень-то много.  Как я уже успела заметить из своего небольшого опыта, подобные автостанции расположены на шоссе. За ними всегда виднеется что-то вроде поселка или городка, довольно убогого вида. Точнее утверждать не берусь, так как за дальностью разглядеть и понять, что  же это такое, невозможно. Сами же автостанции чрезвычайно ухоженные и удобные. Обязательно буфет или ресторанчик для пассажиров, тут же магазинчик с сувенирами и прочими товарами, и уж непременно «санитарио» или как оно называется, чистейший, со всей оснасткой, туалет, зачастую с душевыми кабинами. Для мамаш с грудничками, детская кроватка, что бы мама, никого не беспокоя, могла заняться собой. И везде так. Все для удобства пассажиров, а не обслуживающего персонала, как в нашей многострадальной патрии. Наш  сервис «Медвежьи услуги», особенно дорожный, общеизвестен.

Поломка оказалась серьезной. Потому что через час нас вместе с вещами перегрузили на другой автобус, и мы помчались дальше.  На этот раз действительно помчались. Правда, мне уже начало казаться, что до Сан-Паулу мы не доберемся никогда. Но техника победила, и ровно в 21.00 мы  допилили до Родовиарио, автовокзала города.

Вышла из автобуса – никого. Пассажиры разошлись, я осталась одна. Еще бы, три часа опоздания. Стою и думаю, что делать. Решила – подожду немного и пойду звонить Карлосу. И правильно сделала, потому что через некоторое время неподалеку замаячила знакомая фигура. Карлос! Как я обрадовалась, и передать невозможно! «Я полдня тебя жду. Что случилось?»  выяснилось, что здесь та же система, что и у нас – ничего не объяснять. Объявили, автобус задерживается, а почему и насколько – сам догадывайся.

Хорошо, что Карлос знает свою родину, а то бы крутиться мне одной в чужом городе.

С Карлосом мы подружились в прошлом году, в Москве, когда он приезжал к нам, как турист и сейчас встретились, как хорошие знакомые.

И вот я в его доме. Дом, по бразильским  меркам небольшой. Но очень уютный. Карлос построил его сам, по собственному проекту. Как я поняла, частные. Небольшие дома строятся, исходя из возможностей заказчика, а так же из физических возможностей пространства, куда его предполагается встраивать. Я часто видела дома, буквально втиснутые в промежуток, который ему отведен,  в то, что осталось от свободного пространства. Земля архидорогая, выбирать не приходится. Отсюда и планировки самые фантастические. В доме самого Карлоса один угол в гостиной острый, стены почему-то соединены  не под прямым, а под острым углом. Может быть это и конструктивная особенность – иначе не получалось – но мне почему-то думается, что бразы  в принципе не терпят всего прямого и понятного. Везде и  все стараются сделать позаковыристее, как те же лестницы, о которых я уже упоминала. Строят так, что бы только ноги не сломать, а уж об удобстве… что бы, например, удобнее было ногу поставить, что бы она умещалась на ступеньке – это уже не важно. Но что непременно – это  в каждом доме обязательно несколько туалетов  с душем, причем где угодно, вплоть до лоджии. Оно и понятно, в жарком климате  вода – первейшая необходимость, санитария – главная забота.

При доме Карлоса небольшой садик с бассейном, опять же немыслимой формы. Почему – непонятно…место позволяет, и четырехугольный вполне бы уместился – так нет, и тут один угол острый. А уж какой формы сам двор – и описать не берусь.

При доме, в подвальчике, место для хозяйственных нужд, стирки, глажки и прочее, тут же спортивный  зальчик с тренажерами и даже, кажется, сауна или что-то вроде. Правда, все эти удобства временно не действуют, что-то в них не то недоделано, не то сломалось…но все оно существует. Есть – и то хорошо. Остальное – дело времени.

Семейство у Карлоса большое. Кроме его молодой беременной жены Элене, живет с ним младший сын Алешандре, а так же старший сын, тоже Карлос, и тоже с беременной женой Марсией и с маленькой дочерью. Карлос женат, не знаю уж каким браком. Его многочисленные дети живут отдельно, где-то тут в Сан-Паулу.

Семейство приняло меня очень тепло. Накормили, напоили.  Долго, с большим интересом расспрашивали про Россию, и я, как могла, отвечала на все их вопросы.

Сегодня на улице тепло, солнышко, правда, довольно холодный ветер и бразы мерзнут, а мне в самый раз. Жду, сейчас они что-то такое сделают, и мы куда-то поедем. Толком не поняла куда. Но мне все равно. За последние дни так умоталась, что рада посидеть дома.

18.30 того же дня.

Я в казино Карлоса «Бинго Белень». Впервые в жизни нахожусь в казино. Ничего особенно интересного нет. Игра вроде лото, по карточкам, кто быстрее зачеркнет цифры. Часть игроков зачеркивают сами, другие же предпочитают, что бы за них  это делал компьютер. В большом прозрачном резервуаре крутятся шарики, вроде «Спорт-лото». Элене взяла себе карточки для игры, а мне вроде и делать нечего.

Как рассказал Карлос, помещение для казино он построил сам – этакий длиннющий пенал, опять же втиснутый в пространство, оставшееся от соседних домов. Удивительно, как это он не ухитрился один из углов сделать острым, наверное, совсем места было мало.

Сегодня ленивый день. С утра мы с Элене  поехали на  Праса да Република, где торгуют сувенирами, что-то вроде нашего Арбата. Тут много много «иногородних», боливийцев, перуанцев и прочих испано-язычных, торгующих сувенирной мелочевкой. Есть кое- что интересное, купила несколько безделушек – подарки друзьям и знакомым.

Затем, совершив несколько сложных переходов в метро, мы добрались до музея МАСПА. Здесь я, наконец-то, догнала ту самую выставку Моне, которую не успела посмотреть в Рио. Оказалось, что имя Моне только предлог. Скорее экспозицию можно охарактеризовать, как «Моне и его время», причем «время» в очень широком понимании этого слова. Картин самого художника маловато, зато есть Пикассо, Дега, Роден, Ван-Гог, Серра и даже Делакруа. При чем тут он…ну, да неважно.  Выставка интересная. Я для себя самой даже сделала  что-то вроде открытия. Например, Делакруа. Всегда представляла его сухим академиком, а тут такая экспрессия! Другие же художники представлены слабее, далеко не лучшими работами. Ну еще бы, все  лучшие картины мастеров этого периода находятся у нас в Пушкинском, да в Эрмитаже. Картины, как я поняла, в основном привезены из Франции и  добавлены работы из местных музеев. В целом получилась очень неплохая экспозиция.

Несколько слов истории. Музейный бум, если так можно выразиться, в Бразилии имел место в 40-х годах  20 века. В 1947 году был основан Художественный музей города Сан-Паулу, МАСПА, тот самый, в котором проходила выставка Моне и Музей современного искусства  МАМ, тоже в Сан-Паулу, в1949 – Музей современного искусства в Рио-де-Жанейро. В 1950 году создается Институт современного искусства, основная задача которого, выпускать специалистов, художников работающих в  промышленности, как я поняла художников-дизайнеров, которые были призвана вырабатывать и позитивно влиять на формирование художественного сознания масс.

В 1951 г. МАМ организует 1 Биеналь в Сан-Паулу, которые вывели Бразилию на международную арену. Такова краткая характеристика художественной жизни страны.

Бразы, все-таки, мастера по созданию трудностей на пустых местах, не  хуже нас. В метро, например, из нескольких касс работает одна. Очередь загнана за «забор» - легкие перегородки - к кассе пропускают по одному.  В музее  та же история. Большое пространство помещения сплошь перегорожено временными перегородками, этаким лабиринтом. Причем маршрут четко определенный. Входишь и сразу же попадаешь в отсек, где идет фильм о Моне. Темень кромешная. Пока привыкнешь со света, да разберешься что-к- чему – тебя уже торопят проходить дальше. В результате становится не до фильма. А дальше опять же тебя направляют по, кем-то четко проложенному, маршруту, коридорами до лифта.  Поднимаешься на нужный  этаж в довольно большое помещение -  еще один лабиринт. При этом куча сотрудников-указателей, в основном молодых парней (к вопросу о безработице) направляют  публику в нежное место, и не моги отклониться от маршрута. Так и хочется сказать «шаг вправо, шаг влево…» Слава богу, что при осмотре экспозиции еще никто не командует, куда надо повернуть голову. Но все равно, незримые силы тебя мягко, но неуклонно направляют к выходу, что бы вы не очень-то расслаблялись и  лишнее время не задерживались. Посмотрел минут пять и хватит с тебя – дай другому. И тут новая напасть.  Лифт и очередь к нему. А на полу аккуратные белые линии, обозначения, где этой самой очереди надлежит стоять. Похоже на разметку на мостовой для  стоянки машин. Два рослых парня, вроде пастухов, особенно рассеянных или строптивых в эти линии вежливо загоняют. Даже мы в совковый период, когда магазины трещали от очередей, до такого  не додумались.

Наконец, спустились в кафе. И здесь просто так не посидишь. Раздали какие-то анкеты и приказали заполнить что-то строго по пунктам. Оказалось -  это братья французы развлекаются, ведут какую-то статистику.  В общем, все при деле. Слава богу, что кончились чернила в моей ручке, и я заполнить анкету отказалась по техническим причинам.

Вечером дома.

Приняла более или менее горячий душ – с этими электродушами не согреешься. Целый день в бегах, сейчас бы поесть и лечь спать. Правда, мы с Элене на площади  Либердади перекусили  чем-то на тему байанской кухни. Не знаю, как в Баие, а здесь изрядная гадость. Зарезается какой-то пончик и в его чрево накладывается коричневая масса, креветки с чем-то, а с чем – одному богу известно. Вкус вроде бы и ничего, но для желудка – сущая отрава. Общепит – он и в  «африке» общепит, несмотря на то, что это Бразилия.

Бабы внизу чего-то стряпают, естественно на бразильский манер, рис-фасоль, мясо, зелень, плюс чеснок и обязательно всего много. Не спорю, очень вкусно, но я привыкла к умеренной пище, да к тому же не такой острой.

Итак, Сан-Паулу. Что же это такое. Впечатление? Пожалуй, разочарование. Какая-то «мистура», смешение – восток-запад, цивилизация – примитивизм. Не везет мне. Каждый раз начинаю знакомство с городом с грязных неухоженных окраин. Да уж больно много их, этих окраин. Огромные кварталы настоящего «дикого» мусора. Какая-то неопрятность во всем.

Музей находится в самом центре города и в сердце делового мира Бразилии. Ну, здесь сплошные небоскребы. Стекло, зеркальные поверхности вместо стен, в которых отражается мир. Или иллюзия мира?  Высота несусветная. Тесно среди них. Сгрудились этакие дылды, и каждый бахвалится своим богатством. Чего хорошего? Вроде бы каждое здание само по себе и ничего, но  уж слишком их много в одном месте. Перегружено. Может быть к подобной архитектуре нужно привыкнуть. Все-таки в Рио небоскребы основательно «разбавлены» привычными домами и не так навязчивы.

12.06.97.утро.

Вчера допоздна сидели в гостиной с Марсией, женой младшего Карлоса. Слушали музыку, разговаривали. Очень приятный человечек. Кровей в ней намешано… впрочем, как во всех бразах. Отец японец, мать полу итальянка, полу португалка. Внешне Марсия похожа на японочку, глаза раскосые, но большие. Даже сейчас, несмотря на беременность,  очень привлекательна. Вообще бразильянки, как женщины, очень  привлекательны, единственно, что их портит, это некоторая грубость кожи, которая ощущается даже в молодом возрасте. Может быть, это свойственно всем людям, живущим в жарком климате – не знаю, но в общении они настолько  мягкие и ласковые, что это искупает любые недостатки, не в пример нашим бабам. Наши – мужики в юбках, несмотря на ангельскую внешность. Карлосу очень понравились  москвички, «очень сексуальные, к вам приезжать опасно». Я не противоречу, а про себя думаю, «знал бы ты их поближе, этих сексуальных!»

У Карлоса  в крови тоже гремучая смесь, правда, европейская. Отец, кажется венгр, а мать француженка, но тоже с какой-то примесью. Старший сын, Карлос, муж Марсии, интересный высокий блондин, по виду абсолютно европеец. Дочка у них получилась блондиночка, пошла в отца. От дедушки японца – ничего. В целом, семейство цыганистое. Похоже, порядок в нем удерживается с трудом. Зато я себя здесь чувствую, как дома. Что-то в них во всех есть родное, российское.

Глава дома, конечно, Карлос. Он всеми делами заправляет.  Как человек, в общении  очень легкий, но внутри – ой какая силища! Привык повелевать. Элене у него уже третья или, не знаю какая по счету, жена. Предыдущие браки и разводы, по его признанию, были, мягко говоря, бурными. Похоже, он любит «жонглировать» бабами, «это ты замужем, а я свободен!» – такова философия здешних мужиков. В наших, оказывается, это качество еще не так ярко выражено. Может быть поэтому, все   озабочены проблемами женственности. Марина из Бело рассказывала мне, что девочек страшно балуют, с  раннего детства, воспитывая из них, этаких маленьких женщин. У нас же, насколько я помню, всегда было ровно наоборот. Не знаю как нынешнее поколение, но в мое время из нас, эту самую женственность, буквально  физически вышибали. Не дай бог появится в школе в капроновых чулках, а уж о серьгах, помаде и прочих женских атрибутах и речи быть не могло, не только в школе, но и дома.

Учителя нам постоянно твердили, не будешь хорошо учиться - не поступишь в институт, пойдешь работать в ателье. Далось им это ателье! Чего плохого? Особенно, в этом смысле, запомнилась наша математичка. Уж  эта умела выбивать знания! У нее не сачковали даже самые отпетые лодыри. Благодаря  ней, наши ребята легко поступали в самые трудные технические вузы, несмотря на громадные конкурсы. За то тем, кому  вся эта арихметика даром была не нужна, приходилось, ой как туго! Мне, например.

Или была еще такая присказка, как правило, говорилось двоечнице. Не будешь учиться – замуж пойдешь, детей нарожаешь, и дома будешь всю жизнь сидеть. Вот мы все и росли с осознанием, что главное в жизни – это получит образование и устроиться на хорошую работу, а  муж, семья – это «как- нибудь». Вот так «как - нибудь» и прошла жизнь для большинства женщин моего поколения. Ни баба, ни мужик.

Вчера легла спать довольно рано и спала хорошо, только ночью несколько раз вдруг врубался свет. Что такое?  Никого – все тихо. Мистика, да и только. Оказалось на стене, сбоку  - выключатель, который я во сне случайно задевала одеялом. Вот в чем дело. Два выключателя в комнате, один у двери, другой - у кровати. Что ж удобно.

Ночи довольно холодные, окна плотно не закрываются, из них сильно дует, если бы не теплые одеяла, пришлось бы туго.

Из окна моей комнаты виден квартал высоких домов-башен, которые этаким утесом возвышаются над районом. Забыла, как их прозвали в народе, какое-то азиатское название. Дома, совершенно барачного типа,  очень напоминают наши «брежневские» постройки. Эту «красоту» построили специально для «фавельщиков», обитателей фавелл. Каждой семье по квартире, как у нас в 60-е годы. Но за квартиры, какие бы они не были, нужно платить и довольно дорого, а фавеллы – бесплатные.  Вспомнила прозвание  этого квартала - «Сингапур» - вероятно за скученность. Так вот. Обитатели фавелл, перебивающиеся случайными заработками и, как мне объяснили не очень-то стремящиеся работать, предпочитают дармовые фавеллы, и в «Сингапур» переезжать не спешат.

День сегодня с утра серый, солнца нет, но не холодно. Открыла окно, с улицы доносится городской шум. Лежу в постели, жую орешки, пишу. Хочу поехать сегодня на Праса да Се, одну из самых «старинных» площадей города. После обеда Марсия планирует повезти меня в какой-то шопинг – самый большой чуть ли не во всей Латинской Америке. Похоже, что бразы им очень гордятся.

17.00

Весь день провела вместе с Марсией. Утром ездили в парк Ибирапуэйра, в котором расположен большой культурный центр. Гигантское здание в несколько этажей, предназначенное для различных культурных мероприятий, в том числе и  выставок.

Но почти все этажи оказались пустыми, а действующие должны были открыться только в 12 часов. До открытия было далеко, и, чтобы как-то скрасить ожидание,  мы решили пойти погулять по парку. Узнали, что рядом с выставочным залом расположен Музеу де Арте Модерна, то есть Музей современного искусства, который тоже открывается в 12 часов. Что за напасть такая? Сказав про себя все, что я думаю по этому поводу в адрес музейщиков, предложила Марсии заглянуть на ярмарку, которая расположилась рядом и, слава богу, была открыта. Здесь можно было перекусить и заодно подкупить кое-какие сувениры.  Ярмарка преогромная, и, как  положено, в таких случаях, товаров изобилие. Что меня больше всего поразило – это великолепные, наимягчайшие шкуры, цветные, любых расцветок и размеров. Ох, и хороши! Облизнулась. И не так уж и дорого, но как их довезти? Проблема веса волновала меня постоянно, из-за нее я сама себя хватала за руку,  что бы не накупить лишнего барахла. Потом мучайся с ним в самолете.

Архитектура Бразилии явление исключительное. Интересное явление. 18 век – расцвет архитектуры, знаменитое бразильское барокко. Затем, весь 19 век – полный упадок. Ничего выдающегося. И вот в середине 20-го – взлет. И какой! Весь мир ахнул. И не только Немейер, целая плеяда архитекторов, инженеров, дизайнеров! Наиболее известно строительство новой столицы в центре страны на планалто, в штате Гойас. Об этом пишут, изучают, говорят. Но это так сказать, вершина, взлет, но ведь создавалось и множество настоящих произведений. Вершин архитектурного искусства и в других областях по всей стране. Здания министерств, публичные и частные дома, дом самого Немейера, например. Какие основные принципы положены бразильскими архитекторами в строительство. Во первых – связь со средой, с природой, когда условия позволяли, непременное условие  - климат. Жара диктует. Как я заметила все строится так, что бы дома сохраняли прохладу. Мы привыкли к ровно наоборот. Все настроено на сохранение тепла, у нас диктует холод. Здесь ровно наоборот. По возможности материалы, несущие прохладу. Мрамор. Камень. на окнах обязательно всевозможные жалюзи. Кстати, именно этот момент очень удачно обыгрывается архитекторами. Чередование, линии, жалюзи. Как деталь украшения, декора здания. Причудливые переплетения.

Тут подошло время, и мы отправились в музей. В нем оказалась довольно большая выставка художницы абстракционистки. Не люблю я абстракции, но невольно залюбовалась некоторыми ее работами. Великолепное чувство цвета. Действительно, цвет сам по себе может вызывать глубокие эмоциональные переживания, обладает глубиной и насыщенностью.

Узнала, что вечером в музее должна открыться выставка Портинари. Хорошо бы завтра ее посетить, но с моими хозяевами ничего гарантировать нельзя. Как сложатся обстоятельства.

19.00

Только что вернулись домой. Приняла душ. Хочется спать, но и поесть бы не мешало. Осталось шесть дней моего пребывания в Бразилии.

Карлос отвез-таки  нас с Марсией в тот самый большой и самый новый Шопинг. Огромадина! Несколько нижних этажей  занимают беспредельные стоянки для машин. Оставили на одной из них машину и отправились в путешествие. Именно в путешествие – иначе  не скажешь. Здесь действительно можно купить все от щенков до, кажется, машин.

Поднялись по эскалатору наверх. Я обомлела!  Залище – конца края не видно. И  чего там только нет! Еды!! – на две Москвы хватит. Рыба чудная всякая! Мясо!!! Я даже не подозревало про такие чудеса. Фруктов целые терриконы!   Народа много, у всех горы продукты, которые почти валятся из каталок – похоже набирают  еды на целый месяц. Да, такой Шопинг с двумя рублями не пойдешь. Тут, как минимум, три надо, да еще машину, что бы было на чем везти.

13.06.97.

Сижу  в  приемной доньи Филиньи. Она сама, кажется, отдыхает, а мы, посетители, терпеливо ожидаем, когда она  нас примет. Кроме меня, сидят еще двое, мужчина и женщина.

Приемная маленькая, прохладная, стены сплошь увешаны картинами. В углу – довольно большая скульптура. Фигура паломника с посохом. Громко заливаются птицы, вероятно в гостиной, за соседней дверью, шастает туда-сюда, развлекая посетителей, маленькая старушечка-собачка, типа пекинес.

Донья  Филиньа… даже не знаю, как ее определить, знахарка – нет, пожалуй, лучше назвать целительница. Филиньа в переводе означает «Дочурка». Опять прозвище, для краткости что ли? Настоящее ее имя, как  водится у бразов, трехэтажное, не проще, чем наши  имя-отчество, такое  же непонятное и трудно произносимое для иностранцев. В Бразилии придумали, как выходить из положения, упростить обращение и одновременно закрепить образ, что есть главного в человеке. Настоящее имя не знает никто, зато Донья Филиньа известна всему миру. Целительница, к которой едут больные и их родственники не только  из  Бразилии, Латинской Америки, но даже из Европы. Несмотря  на солидный возраст, она и сама довольно много путешествует. У нее  обширная клиентура в Италии, Германии, Испании и других стран. Лечит она травами, составляя только ей одной ведомые  рецепты. Кажется,  никакого специального медицинского образования донья Филиньа не имеет, все ее знания – по наследству от такого же, как она, природного целителя, но медики диву даются  ее точнейшим диагнозам и назначениям лекарств. И самое удивительное, что  ее лечение помогает даже там, где официальная медицина бессильна. Видимо донья Филиньа из той же плеяды целителей, что и вышеназванные Ориго из  города Конгоньас или Гедес из Сан-Паулу. Что называется, целители от Бога. У нас, в Москве, тоже появились ее пациенты, и я в качестве связного, должна была получить для одного из них лекарства.

18.00. Все  дороги ведут в Рим, а моя - в  казино Бинго. Жду Карлоса.

Донья Филиньа оказалась очень приятной дамой европейского типа, что нимало меня удивило. Я ожидала увидеть этакую индейскоподобную старуху. А передо мной предстала, вероятно, в молодости, блондинка.  Интеллигентного вида дама. По-видимому, всех своих домашних она держит в руках, потому что челяди при ее «дворе», как я заметила, немало, и донья Филиньа глядится среди них этакой невенчанной королевой-матерью. По ее единому жесту все приходит в движение. Стоило мне сказать, что я из Москвы, как она тут же, властным движением, устранила всех присутствующих, пригласив меня в маленький уютный кабинет для беседы. Никто даже не попытался выказать свое недовольство. Слово королевы для всех закон. Вот так.

Она выспросила все, что  ее интересовало, главным образом о своих клиентах, благосклонно приняла присланные подарки, выписала нужные рецепты – никаких эмоций, была очень сдержанной.

Сделав все, что нужно, я отправилась в обратный путь. Добиралась с приключениями. Оказалось, что автобус, на котором я сюда приехала, делает что-то вроде кольца, но в бразильском понимании этого термина, то есть, не пойми как. Идет куда угодно, только не туда, куда мне нужно. Узнав об этом на остановке, я села в первый попавшийся автобус, лишь бы он шел до метро. Кондуктор и пассажиры долго мне что-то растолковывали,  и в результате я таки добралась до ближайшей станции метро, правда, совсем другой линии, но это меня не волновало. В любом метро я чувствую себя, как дом, и по схеме всегда доберусь до нужной станции.

И вот сижу в казино, жду Карлоса. Его пиджак висит  на стуле – стало быть, вернется, буфетчик сказал, что должен вернуться.

14.06.97. 10.00

я сижу в магазине «Ложа де Мовейс», то бишь в мебельном, принадлежащем Марсии. Она пошла за спичками, а меня оставила сторожить эту самую «ложу». Магазинчик маленький, так сказать «беспородный», но, по словам  Марсии, кое-какой доход все-таки приносит.

С этими бразами предвидеть ничего нельзя. Утром Марсия прихватила меня с собой на «работу», так как ей стало жалко оставлять меня одну дома, вот я и сижу на хозяйстве и от нечего делать обозреваю окрестности и жду, когда освободится младший сын Карлоса, Алешандре. Он обещал отвезти меня в музей, на выставку Портинари.

Алешандре  оказался симпатичным парнем. Руки у него золотые, все может сделать. Мечтает стать дизайнером, но учиться не хочет. Работает, в основном, для себя, да берет кое-какие заказы. В подвале этого самого магазина он устроил себе мастерскую и кажется, очень доволен, что может заниматься любимым делом.

Слева к магазину пристроено еще одно большое помещение, которое Марсия сдает в аренду. И вдруг именно оттуда, из этого помещения, послышалось что-то очень знакомое, специфические звуки барабанов и струнных инструментов, которые я не раз слышала в Москве. Капоэйра! – догадалась я. И точно, помещение арендует школа капоэйры. Увидев мой интерес, Марсия тут же познакомила меня с  ребятами, которые проводили тренировку. Их было человек пять, симпатичных молодых ребят. Они несказанно удивились, что в последние годы капоэйра стала в Москве очень популярной. Их тренер, мастер Эд, как он представился, тут же устроил  для меня показательное выступление, а вечером пригласил прийти на праздник в один клуб, куда съехались школы капоэйры из многих городов Бразилии и даже  других латиноамериканских стран. Конечно же я приняла приглашение, тем более, что Алешандре вызвался отвезти меня туда на машине.

Затем полдня мы с Марсией ждали  какую-то мебель, но, так и не дождавшись, вернулись домой обедать.  После обеда долго болтали с Карлосом все про ту же политику – он на ней помешан. Впрочем, болтал, на мое счастье, в основном он, а я изредка помыкивала, да кивала головой с умным видом. Карлос относится к тому типу людей, которые предпочитают говорить сами, а от собеседника требуют лишь  невнятного мычания, да молчания.

Наконец, появился Алешандре, и мы поехали на тусовку капоэристов. Долго плутали по городу, все улицы попадались исключительно «контра мао» (одностороннего движения), причем все время почему-то в противоположную сторону. Когда мы,  наконец,  приехали в клуб, схватки были в полном разгаре. Как я поняла, этот самый «праздник», представлял из себя что-то вроде наших семинаров, которые получили в последние годы, в Москве, широкое развитие. Каких только семинаров у нас не проводится. И по борьбе и по энергетике и по уж не знаю чему. Съезжаются люди из разных городов, специалисты в различных видах занятий или деятельности (интересно как вернее?) и  под руководством духовного наставника, специалиста, гуру, отца или  не знаю уж кого, обучаются тому, что те предлагают. Здесь, видимо, то же самое, но в отличие от наших, где семинаристы  за эти занятия платят в основном в валюте, здесь единица платы – один кг. любой еды, предпочтительно сухим молоком. Все собранные продукты раздаются нуждающимся.

Спортивный зал, в котором проходил семинар, довольно большой.  Вдоль одной стены – несколько рядов цементных трибун, перед которыми, на поле, происходили схватки. Публика вела себя, мягко говоря,  совершенно свободно. Многие перемещались по залу, как хотели, подходили вплотную к бойцам, окружая их плотным кольцом и мешая тем, кто сидел на трибунах. Но это, похоже, мало кого  волновало, и, несмотря на полное отсутствие порядка, он, каким-то образом, все-таки соблюдался.

Били барабаны, звучали биримбао, что-то там трещало, все ритмично били в ладоши, а в центре пара за парой демонстрировали свое искусство.

Вначале шла молодежь.  По окончании схватки, их награждали грамотами и повязывали пояса - что-то вроде посвящения в рыцари. Потом появились опытные борцы. Эти показали класс! Выделывали такие пируэты, что твои акробаты! Казалось, при таких выкрутасах, они должны были забить друг друга на смерть, но борьба велась не всерьез, а как говорят дети, «понарошку»,  то есть имели место быть показательные выступления, имитация борьбы и только. Надо сказать, зрелище очень красочное! Удовольствие получаешь огромадное. На что я  полностью лишена какого-либо спортивного азарта, но даже я  увлеклась им. Пыталась фотографировать, но… все в движении, не знаю, что получится.

По  окончании праздника, мы с Алешандре отыскали знакомых ребят. Они обрадовались нам, словно старым знакомым, охотно сфотографировались вместе с нами, подарили свои «фирменные» значки, передали привет всем капуэристам в Москве. Неожиданно получился интересный день. Конечно жаль, что не увидела выставку Портинари, зато лицезрела настоящую капоэйру.

Капоэйра, как борьба, возникла еще во времена рабства в Бразилии, когда существовал, закон, по которому рабы не имели права  иметь при себе какого-либо оружия. Что ж вполне понятно – хозяева хотели гарантировать себя от  любой неожиданной неприятности.   Рабам почему-то этот закон не нравился, и они, как все бесправные, мечтали найти способ отомстить своим хозяевам за унижения и страдания, которые они  претерпевали. Но как, каким образом, если по закону они не могли не только иметь оружие, но даже  изучать хоть какой вид борьбы. Как говорится – «голь на выдумки…». В редкие свободные часы, рабы  собирались на заднем  хоздворе, который в Бразилии носит название капоэйра,  отдохнуть и  повеселиться. Большинство из них были выходцами из Африки, и, как истинные африканцы, они не могли обходиться без музыки и танцев. Никто не знает, как оно вышло, но постепенно из этих танцев родился один из самых замечательных видов борьбы без применения какого-либо оружия, получивший название по месту, где он изначально практиковался и возник –капоэйра. Танцуют  или борются, не знаю, как сказать точнее, босиком, нанося друг другу удары исключительно ногами, удары настолько  сильные и опасные, что опытный капуэрист запросто может убить противника. А со стороны, на первый взгляд кажется, что люди всего лишь  танцуют – и только.

15.06.97. 9.20 утра.

Вчера Карлос предупредил нас, что сегодня утром отправляемся в путешествие по городу. Что-то вроде экскурсии на Прасу да Република, на Сафари и еще куда-то. Приказано встать рано по утру. Но уже десятый час, а все семейство спит. В том числе и Карлос. Надо сказать, что мужики каждый день возвращаются домой около  4-х утра, а встают, тот же Карлос, очень рано, часов в 8.   Это каждый день, без выходных. Когда они отдыхают – не знаю, а что делать – другого выхода нет. Бизнес – есть бизнес. Казино требует хозяйского глаза постоянно.

День сегодня серый, похоже, будет дождь. Но здешнюю погоду угадать трудно, может быть и разгуляется. Хорошо бы добраться до какой-нибудь фейры (рынок, базар, ярмарка – не знаю, как точнее), где продают сувениры, что бы разом закупить все оставшиеся подарки и больше об них не думать.

За границей вопрос сувениров не из простых. Все «родственники и знакомые кролика» ждут чего-нибудь такого экзотического, особенно из такой страны, как Бразилия. Явиться домой с пустыми руками, как-то неприлично. Народ меня не поймет.

Сегодня, похоже, ленивый день. Воскресенье. Жаль, если не попадем на Сафари или в Бутантан. Говорят, что  они не так далеко, как путано ехать. Одной, в незнакомо городе, разобраться трудно. Пожить бы здесь с месяц, я бы все изучила, по крайней мере, облазала  весь центр, он очень интересный. Высотки, магазины, кафе, ливрарии (книжные).  Может быть, умудрюсь еще побродить одна, просто так. Люблю ходить одна, когда не нужно ни на кого ровняться. Общение со спутником всегда немного отвлекает, хотя вроде бы и чувствуешь себя увереннее, не надо тратить много сил на ориентирование.

Автобусы здесь дороже, чем в Рио – 90 сентавов, а метро – один реал и ни копейки меньше. В Рио с 12 до 16 стоимость  билета в метро 80 сентавов.

16.06.97. почти 9 утра.

Все еще спят. Хорошо бы попить кофейку, да умотать куда-нибудь. Но тут не больно-то выйдешь. Ворота на замке, а у меня нет ключа. К тому же нужно, что бы кто-нибудь их за тобой закрыл, просто так не оставишь.

Итак, вчерашний день. С утра   шел проливной дождь. Но, несмотря на это, мы втроем, Карлос, Элене и я поехали на машине в центр. На Праса да Република. Тут, по воскресеньям, что-то вроде нашего Измайлова. Полно художников и торговцев сувенирами. С удовольствием побродила бы и посмотрела, чем торгуют, но хлынул такой дождь, что мы едва добежали до машины. Под проливным дождем долго и нудно кружили по городу. Оказалось, что Карлос, таким образом, показывал мне Сан-Паулу. Вот уж не везет! В Рио, мы с Дарси кружили под дождем и здесь тоже самое. Причем, Карлос показывал мне город как-то своеобразно, то, что считал нужным. Умоляла подъехать к Памятнику Бандейрантес – довольно известное произведение пластики – ни в какую. У Карлоса твердое убеждение, что в Бразилии скульптуры нет, что все памятники «дерьмо», и смотреть не на что. Особенно он укрепился в этом мнении, после  посещения Москвы и Петербурга. И никакая сила не могла заставить его свернуть с пути, что бы показать мне этот памятник, кстати, судя по репродукциям, очень удачный.

Виктор Брешерет (1894-1955), в некоторых русских источниках – Брешере, по происхождению итальянец. Родился в Италии. В возрасте 10 лет отроду, вероятно вместе с родителями, переезжает в Бразилию. Здесь он, естественно, взрослеет и, почувствовав влечение к творчеству, начинает постигать его основы  в Лицее искусства в Сан-Паулу. В 1913 году Брешерет едет учиться в Италию, в Рим, и возвращается в Бразилию, уже молодым скульптором. В 1922 г. является активным участником  Недели современного искусства.

Его знаменитый Монумент (Памятник) Бандейрас, первооткрывателям золота и алмазов  и первопоселенцам бразильской глубинки, был открыт в Сан-Паулу в 1953 году.

Подобные биографии  не исключение. В бразильском искусства сплошь и рядом встречаются фамилии мастеров-эмигрантов. Одни приехали в детстве, другие уже сложившимися мастерами, но видимо все чувствовали себя неплохо на новой родине, добивались успеха и признания. Активно участвовали в выставках и бъеналях и затем вошли в историю бразильского искусства. Жалиело Эмендабели – скульптор, художник и дизайнер; Эрнесто ди Фиоре и другие.

Бруно Жиоржи (1905-1993)– известный современный скульптор –  тоже был сыном итальянских эмигрантов. Учился в Риме, долго жил в Европе, но основное его место работы все-таки была Бразилия. Здесь он создал  лучшие свои произведения, например знаменитую скульптуру, Монумент  Кандангос.   Двухфигурная группа, установленная на площади Трех властей в новой столице Бразилии, стала своеобразным символом этого удивительного города. 

В общем, оставив художественное произведение мелькать где-то сбоку, Карлос вырулил к Жардинь  Зооложику, то есть к Сафари.

Я впервые  лицезрела  подобное зрелище. Удовольствие, я вам скажу, огромадное, не сравнишь с простым зоопарком. На наше счастье, еще и дождик прекратился.

При въезде, служители нас, вместе в машиной всячески упаковали и отправили по тропе в гости к зверям.

Вначале  шли безобидные павлины, ламы и прочные копытные твари. Этих можно было снимать чуть ли не впритык. Приоткроешь окно, тут же в него вставляется любопытная морда – нет ли чего пожевать? Один абориген из копытных, пробовал жевать стекло, но, потеряв к нему интерес, гордо отвернулся и прошествовал мимо.

Затем нас вкатили в следующий отсек. Система здесь такая. Вся площадь Сафари разделена на отсеки, которые имеют ворота с боксами. Ворота, бокс, ворота и следующий отсек, что бы, значит, никто из зверей не просочился на неположенную для него территорию. В боксе наше окно закрыли специальными решетками. Макаки! Ну, тут уж мы повеселились от души. Не знаю, кто кому больше интересен. Обезьяны облепили нашу машину и принялись хозяйничать, пытаясь ухватить хоть что-нибудь, просовывая длинные пальцы сквозь решетку, пробуя отодрать дворники на лобовом стекле. Потом оказалось, что они все-таки ухитрились отвинтить какую-то деталь, слава богу, незначительную. Очень забавные эти макаки! Затем пошли серьезные обезьяны-пауки. Черные, с длиннющими толстенными хвостами. Всем своим обликом они действительно напоминали гигантских пауков, даже неприятно смотреть. Эти на нас вообще никакого внимания не обратили, мало ли кто там шляется без дела.

Когда отсеки с обезьянами кончились, мы отправились к хищникам. Львы. Впервые я видела их, что называется, нос к носу. Мощные тела. Такой разнесет что угодно, думаю, что машина им не препятствие, если один из них решит добраться до угощения в виде людей. Но ленивы! Лежат себе, и в нашу сторону даже не повернутся. Либо сыты, либо их чем-то опаивают для пущей безопасности.

После знакомства с братьями нашими меньшими, или старшими, ведь это человек произошел от них, а не наоборот,  мы отправились в ресторан, тут же рядом с решетками. В ожидании обеда, мы любовались тиграми, которых здесь называют сибирскими. Тигры на глазах у честной публики, спокойно занимались любовью. Забавно. А впрочем, что им, дикие твари.

Вдруг, откуда ни возьмись, подскакивает к нам фотографша. Маленькая, шустрая. Что-то прочирикала, составила из нас троих композицию, щелк-щелк и упорхнула. Мы и глазом не успели моргнуть. Минут через десять, не более, тащит три брелка для ключей, в которые вмонтированы наши три морды. Вышло прямо-таки папа Карлос,  мама – это я и дочурка Элене. Элене намного моложе Карлоса, и все принимают ее за его дочь. Несмотря на возраст, Карлос полон сил, и настолько обаятельный, что можно понять, почему Элене предпочла его молодым женихам.

Вернулись домой довольно рано, и я после ужина, от нечего делать,  впервые в Бразилии засела, а вернее залегла, за телевизор. В доме  в каждой комнате по телевизору, так что один другому не мешает смотреть, что захочет. Программ много, по привычке долго «листала» их, но все-таки мне повезло, потому что за вечер просмотрела два очень приличных фильма.

11.20. снова сижу в магазине Марсии. Дома что-то случилось с телефоном, работает, как автомат, в одну сторону, мы звонить можем, а к нам не  прозвонишься.

Мне сегодня должен позвонить Рамон, брат предпринимателя Педро, с которым я познакомилась в Рио. Марсия через его секретаря передала для него номер телефона магазина. Жду звонка.

Хорошо бы пораньше освободиться ото всех обязательных дел и просто побродить по городу. Музеи сегодня не работают, понедельник. Как же я поминала не злым тихим словом все музеи и музейщиков, понедельники,  выходные и в Бразилии, и потом в Италии. Им бы, музейщикам, только  лодыря гонять. Ишь, выходные придумали!  Но делать нечего, сама из этой братии, так что пенять не на кого.

В Бутантан самостоятельно, я, наверное, не доберусь, а может рискнуть? Так хочется посмотреть на змей. Бутантан – знаменитый серпентарий или заповедник, где разводят змей. Говорят, очень интересно смотреть, как у них яд отбирают.

17.06.97. Опять утро.

Вчерашний  день сплошной сумбур. Не дождавшись звонка Рамона, я поехала одна в центр. Все на ту же Прасу да Република. Послонялась, накупила какого-то барахла, сама не знаю зачем, заглянула на «промосон», распродажу, перекусила в какой-то забегаловке, в общем, пол дня прошаталась так, без всякой цели.

Едва притащилась домой, как Марсия сообщила, что Рамон приглашает меня вечером к себе домой на ужин. Когда вечером, если уже седьмой час? Долго договаривались по телефону. Наконец, взяв бутыль московской водки в подарок, я отправилась невесть куда. Сначала на автобусе, затем на метро с двумя пересадками до места, где на углу Банко ду Бразил меня должен был встретить Рамон. Приехала, огляделась. Центральная авенида, банк, что-то очень знакомое. У меня память на место очень хорошая, запоминаю с одного раза. Конечно же, здесь недалеко музей Маспа, в котором мы были с Элене. Района, что называется фешенебельный.

Вскоре появился Рамон, и мы отправились к нему домой.

Живет он в так называемом кондоминиуме, кажется это что-то вроде наших кооперативов. Огромный многоэтажный домина, со всех сторон огороженный железной решеткой. При нашем приближении, охрана в холле, не отходя от «кассы», открыла ворота и включила свет на дорожке к дому. Знает, видимо, всех своих жильцов, не зря хлеб ест. Да, этот кондоминимум все-таки не наш кооператив – дорогое удовольствие. Но оно того стоит. В Бразилии воровство и бандитизм на очень высоком уровне, так что везде и всюду, где можно и даже нельзя, решетки, заграждения, кодированные замки и привратники. Сообразуясь со средствами и возможностями жильцов. Не знаю, помогает ли?

Холл, как в дорогой гостинице. Вежливые охранники. Все, как полагается. Квартира Рамона оказалась  на первом этаже, у нас это второй, первый в Бразилии не считается. Квартира очень большая. При беглом огляде, 4 комнаты, а сколько их на самом деле – не сразу поймешь. Бразы, как я уже писала, не любят прямых углов и четких линий. Вот и планировки квартир могут быть самые фантастические и неожиданные. Например, туалет и душ на лоджии. Кому у нас в голову придет такое? А у них это в порядке вещей. Может быть, что бы далеко не ходить? Не любят себя утруждать? Мне даже показалось, что весь творческий потенциал нации уходит как раз на подобные мелочи. Мелочи в нашем понимании, на которые  у нас сроду никто внимания не обращает, к сожалению.  Как бы две крайности. Нас бы с ними смешать, а потом разлить поровну, на два флакона. Может быть, какой толк и вышел.

 Дома Рамон познакомил меня с дочерью, сын и жена появились позднее, к нашей удаче, потому что только в это время мы и смогли немного поговорить.

Прием начался по высшему разряду. Для начала, он  усадил меня на мягкий диванчик, предложил бокал виски со льдом и неизменные орешки. Я же, со своей стороны, вручила ему пузырь нашей  водки, чем он, кажется, остался очень доволен. Затем Рамон  достал увесистый, прекрасно изданный каталог прошлогоднего бьеналя…да, забыла упомянуть, что Рамон занимается художественными выставками, бьеналями, что послужило причиной нашей встречи, так как мы с ним некоторым образом коллеги. Только мы углубились в интересовавший нас разговор о художественной жизни Сан-Паулу, как в комнату впорхнула  его жена. Этакое миниатюрное создание из породы «железных фиалок». И все!  Рамон умолк навеки, и я вместе с ним. Говорила только она, попутно командуя Рамоном, прислугой, детьми, мной… Мадам, опоздала, потому что ее машину «заперли», то есть, блокировали  другие машины, и она целый час «билась», что Она оказалась спецом по архитектуре, преподавателем Университета, посему закидала меня вопросами  по  нашей архитектуре 20-х годов. Пришлось вспомнить все, что когда-то знала или хотя бы слышала. Хорошо, что архитектура этого периода  была в моде в  60-е годы,  с той поры я и помню наиболее значимые работы и имена корифеев в этой области. Мадам извлекла из шкафов и с гордостью продемонстрировала  мне  французские  книги о Татлине, Лисицком.  Великолепные  издания, но мне все это и в Москве порядком поднадоело -  надо было лететь за этим в Бразилию!  Хорошо, что Рамон вступившись за меня, отнял  у нее  книги, справедливо заметил, что это я и в Москве увижу.

Наконец, нас пригласили за стол. Подавала исключительно прислуга. Я впервые  была принимаема на таком высоком уровне. Не считая ресторанов, нигде   меня так не обслуживали. Но в этом доме, видимо, иначе и быть не могло.

Кормили вездесущим рисом, уже порядком поднадоевшим, каким-то месивом под названием «франго», то есть цыпленок, «бататой фрита»,  картофелем фри, который они делают великолепно и даже «бататой досе», сладким картофелем. Он и вправду «досе».

За столом мадам, видимо слегка повыдохшись, решила вклещиться в меня, и заставила выложить все, что я знаю. Мне  чудилось, что я на экзамене по португальскому, потому что она, как опытный экзаменатор, смогла выжить из меня такое, о чем я и сама не подозревала, что знаю, в смысле языка, конечно. Расспрашивала  о России очень подробно. Надо отдать должное,  интересы и взгляды у нее очень широкие и знания  очень глубокие. Профессор Университета все-таки!

Я, как могла, связывала слова, с перепугу путая  и коверкая все, что можно, в ужасе от себя самой. Но мадам моим португальским осталась довольна, и под конец даже сказала, что произношение у меня хорошее, и что через месяц я смогу говорить свободно. Из вежливости, вероятно.

Показала мне несколько прекрасно изданных альбомов рисунков Лансдорфа, хранящиеся у нас в Петербурге. Немец Лансдорф служил в России и по делам службы бывал в Бразилии. Как же все переплетено в нашем мире!

Часов в 10 хозяин забеспокоился, он должен был доставить меня домой, а район  моего проживания он знал плохо. Надо сказать, что город Сан-Паулу очень трудный. Невообразимые переплетения авенид, улочек и переулков, кого хочешь, собьют с толку.  Спустились в гараж, огромный подвал под домом, сели в машину и поехали, периодически сверяясь по карте. Город строился и продолжает строиться стихийно, тут у них, по словам хозяйки, полная «либердаде», свобода. Улицы самых невероятных конфигураций, в большинстве очень узкие и длинные, причем каждая зовется «авенидой», проспектом. То, что у нас переулок или тупик – здесь непременно авенида. Я, например, живу на Авениде дос Насионалистас. Видали бы вы эту АВЕНИДУ! Горбатый узкий переулок с напрочь  выбитыми тротуарами, впрочем, мостовая приличная. Авенида пересекает речонку, по берегам которой лепятся многочисленные фавеллы. Более убогого зрелища я в своей жизни не видела.

Мы довольно долго кружили по Сан-Паулу, разыскивая мой район, но все-таки нашли нужную улицу и нужный дом. Тепло распрощались, довольные друг другом.

С улицы доносится голос уличного торговца. Громко, видимо через мегафон, он предлагает всяческие фрукты: абакати, мишерика, ларанжа!

Вечером того же дня.

День прошел в бегах. Добралась-таки до «Фармасии» Филипп Леонский. В этой аптеке делают лекарства по рецептам доньи Филиньи. Как я уже писала, аптека принадлежит ее зятю.

Аптека находится далеко, добиралась с пересадками в метро до станции под названием «Клиникас», дальше, что бы не плутать, взяла такси. Таксист  довез меня до нужного адреса. Аптека  большая, хорошо обустроенная. Сам зять доньи Филиньи отсутствовал, но мужчина, который взялся меня обслуживать, был очень любезен, особенно когда я сказала, что из Москвы и передала презент для Лусио, неизменную бутылку водки. Наша водка  везде в цене. Он рассказал мне, что его сестра была в Москве прошлой осенью, и она в восторге от города, особенно от Красной площади.  Причем, это не исключение. От многих я слышала, что кто-то из их родственников или знакомых были  у нас и все, как один, с восторгом вспоминают это посещение. Меня это немного удивляло, уж очень мы привыкли себя ругать, все-то у нас самое плохое, и самые-то мы разнесчастные. Может быть, хватит прибедняться!

Домой возвращалась враскачку, не спеша. Невесть как забрела на какую-то площадь, видимо одну из центральных, где неожиданно для себя обнаружила Театро Мунисипал. Почему-то в Бразилии все центральные городские театры под таким названием, именно «Мунисипал», не только в Рио, но и в Сан-Паулу. Традиция что ли?

Здание очень большое, судя по архитектуре, вероятно, построено, в конце прошлого века. Тут же на площади идет бойкая торговля. Торгуют все кому не лень, различным барахлом и снедью.  Полюбовавшись на здание театра, я отправилась дальше. Иду, принюхиваюсь. Что-то знакомое, где-то я это все видела. И точно.  Оказывается, я нахожусь рядом с Прасой да Република. Вот уж правда, что все дороги ведут в Рим. Походила по рыночку сувениров. Зачем-то купила себе браслет за 15 реалов. Ну и пусть,  будем считать – на память.  Иду дальше. Вижу, мужик торгует картинками в древнеегипетском духе,  на папирусах. Остановилась, и не успела и глазом моргнуть, как мы встряли с ним в разговор, да так, словно были сто лет знакомы. Он из Рио, работает в каком-то обществе Египетской культуры или что-то в этом роде. Но чувствуют, говор у него не кариокский, ближе к сан-паулистскому.  Спросила. Да, отвечает, я родился в Баие, в Сан-Паулу жил долгое время, а вообще-то я из испанского рода. Мои родственники из Каталонии. А вы откуда? Я представилась, что из России, точнее из Москвы. У него даже глаза загорелись. В восторге от России – великая нация, «жаль, что у вас произошло в последнее время!», намек на нашу перестройку. Оказалось, что его испанские родственники были коммунистами и очень верили в социализм. Еще бы, они при нем не жили, а издалека все кажется таким красивым. Но как ни странно, в некоторых пунктах, я с ним  была готова согласиться. Эта поездка, как будто что-то изменила в моем привычном мировоззрении, я вдруг совсем иначе увидела привычные вещи. Например, почувствовала гордость за Россию, Москву, здесь мне приятно осознавать и говорить, что я русская. Давно не испытывала подобного чувства. С детства, пожалуй.

Меня зовут Карлос. – Представился Карлос. Я сказала ему свое имя. Мы с радостью обменялись адресами и расстались, как лучшие друзья.

Приехала домой. Дома никого нет, хорошо, что хозяева оставили мне ключи. Бросила сумки и пошла побродить по району. Просто так, по так называемой площади Санто Куардо. С утра ничего не ела, а уже 6-ой час. Смотрю «грузин» шашлыки жарит.

Это - спрашиваю - шураско?

Шураско! – отвечает, а сам во всю морду улыбается.

Вкусно?

Вкусно! Будем есть?

Будем!

Выбирай, какой тебе!

Почем?

Один реал!

Тут куда ни пойдешь, две цены, один реал или десять реайс.

Придя домой, я приняла душ, включила телевизор, легла отдохнуть. Внизу, на кухне, бабы  чего-то жарят.

Завтра последний день моего пребывания в Бразилии.

18.06.97. вечер.

Итак. Завтра улетаю. Собрала чемодан и сумку. Попробовала поднять – вроде бы не очень тяжело, поднимаю свободно – значит перевеса нет. В маленькую сумочку, на всякий случай, положила презент  для таможенников, красивую брошку. Когда въезжала в Рио – помогло. Но то же в Рио, наших  брошкой не проймешь. Все равно, так спокойнее.

Сегодня с утра, целый день болталась по городу. Праса да Се, Праса да Република… только только начинаю узнавать город, а уже уезжать. С площади Република как ветром сдуло всех уличных продавцов сувениров. Может власти,  по примеру наших, чистят город?

Истратила последнюю сотню на дребедень. Купить совершенно нечего, одни колониальные товары, либо импортные, каких сейчас в Москве – завались, либо местные – все те же «самшитовские изделия». Такое впечатление, что их одна и та же фабрика «Парижская коммуна» или «большевичка» пошили. Когда-то мы специализировались на производстве «поношенных» изделий. Сейчас вроде бы это кончилось. Наверное, все наши «мастера»  по этому профилю перекочевали в Бразилию, либо все то, что у нас не раскупалось, переслали сюда. То-то я удивлялась, куда же подевались залежи в наших магазинах никчемной одежды и обуви. Вот где они оказывается!

А звуки за окном совсем московские. Звук он везде звук, хоть в России, хоть в Бразилии. И собаки лают одинаково и машины гудят на один манер. Только люди напридумывали кучу языков и маются, изучают.

В доме никого нет, все разбрелись. Кажется, Марсия уволила прислугу Бию. И поделом.  До того тупая, аж страшно. Откуда-то с севера-востока. Я даже не представляла, что человек в наше время может быть так непроходимо невежественен. Наши деревенские девчонки, профессора по сравнению с ней. В доме она исполняла самую грубую работу, мыла полы, стирала белье. Кажется, обед ей не доверяли готовить.

День сегодня – сказка. Тепло, но не жарко. В жару  здесь, наверное, околеешь. Асфальт, да стены домов. Вероятно, улицы становятся туннелями раскаленного воздуха. Как они это переносят?

Сегодня в аптеке попросила крем для сухой кожи. Бразильские кремы славятся во всем мире. Тетка начала мне объяснять, что сейчас холодный период, поэтому надо употреблять… я долго слушала. Потом говорю, что мне нужен крем для очень холодного периода, потому как я живу в России. Она аж челюсть прикусила. Потом принялась кудахтать, да откуда же вы так хорошо знаете португальский, «вы, наверное, родились здесь?» Нет, отвечают, я вообще в первый раз в Бразилии. И чего они все пристали к моему португальскому, я и знаю-то всего несколько фраз, но правда хорошо их выучила и умею крутить их на все лады.

Ну, да бог с ними, путь думают что хотят, все-равно завтра уеду. Да, в последнее время я вообще ни слова по-русски не слышала.

Быстрее бы кто-нибудь пришел, а то одной скучновато. Как-то завтра пройдет отлет?

19.06.97. 08.35 утра. Лечу в Рио.

Рано утром разбудил петух, да еще стучало окно, сильный ветер на улице. Спать больше не хотелось. Собрала вещи, а тут, слышу, и Карлос поднялся. Элене напоила нас кофе, и мы отправились в аэропорт.

Объявили посадку.

10.00. Просидели в Рио 1,5 часа. Истратила последние 27 реалов в дьюти-фри, купила две кружки на память, 2 пачки кофе и еще какую-то дребедень. Наконец, объявили посадку, в самолет. Пассажиров заметно прибавилось, шум, гам,  толкотня, ну прямо, как в Загорске, при посадке в автобус.

11.15. Взлетели. Наконец-то можно расслабиться.

Вчерашний день закончился прощальным ужином. Девчонки  много смеялись, шутили, фотографировались. До чего же мне хорошо с ними! Несмотря на беременность, обе продолжают работать, сидят в своих лавках по целым дням. Элене жалуется, что болит живот. Еще бы, трясись по ихнему транспорту каждый день. Обе до сих пор не были у врача. Частные – очень дорогие, а в бесплатную клинику ехать – целая проблема, далеко. Мы-то все жалуемся, что у нас женщинам тяжело. Когда я рассказала про наши декреты и прочие льготы по беременности, они были поражены.

 И вот закончился мой последний вечер в Бразилии. Я со всеми распрощалась. Лечу домой.  До острова Сал лета 6 часов. 

А до Москвы сколько?